В предыдущих материалах (см. например «Исламизация России: шариатские «патрули нравов» не за горами») автор не раз отмечал, что процессы исламизации России вошли в ту стадию, когда их уже невозможно не замечать и делать вид, что ничего не происходит.

Она затронула уже практически все сферы общества. Не обошла она стороной и места лишения свободы (как следственные изоляторы, так и колонии), где сторонники радикального ислама не просто чувствуют себя достаточно комфортно, но и занимаются вербовкой сторонников.

Наглядное подтверждение этому история с захватом заложников в СИЗО в Ростове-на-Дону – заключенные-ваххабиты решили по-своему отпраздновать исламский праздник Курбан-байрам и взяли в заложники двух сотрудников СИЗО № 1. Террористы заявили о своей принадлежности к ИГИЛ и потребовали машину, оружие и возможность уехать из изолятора. При этом, что интересно, они свободно снимали это все на видео (недостатка в смартфонах, видимо, не испытывали) и имели при себе флаг запрещенного в России ИГИЛ.

По данным СМИ, террористы заранее ослабили решетку камеры для осуществления террористической акции. Дождавшись подходящего момента, они выбили преграду, пробрались во двор, а затем проникли в помещение дежурной части и захватили сотрудников изолятора. Еще один любопытный момент заключается в том, что, по по информации из открытых источников, «заключенные содержались в разных камерах, но между ними была связь, они координировали свои действия».

Возникает логичный вопрос – откуда у террористов в тюрьме телефоны и символика ИГ, запрещенного в России? Почему им позволяют общаться с единоверцами, расширять свое влияние и координировать террористический акт? Получается, что террористы не то чтобы не перевоспитываются в тюрьмах, а наоборот, исламизируются и вербуют новых сторонников?

Как такое возможно?

О феномене тюремных джамаатов

Проблема объединения осужденных в тюрьмах в группы, так называемые джамааты (араб. джамаат – «община») по религиозным убеждениям, как правило, под руководством радикально настроенных осужденных мусульман, появилась не сегодня и не вчера – впервые о ней стали говорить еще в 2012 году, однако на тот момент она еще не была настолько острой, как сегодня.

Так, с 2012 года российские ученые стали обращать внимание проблему вербовки заключенных в экстремистские и террористические организации. Массовый характер вербовка в местах заключения приобрела в начале 2010-х годов, о чем первыми из экспертов заговорили Р. Р. Сулейманов и В. В. Иванов из Российского института стратегических исследований. Со временем проблемой заинтересовались и СМИ, где вышло несколько материалов, посвященных так называемым тюремным джамаатам. Упоминались в них и случаи вербовки людей немусульманской культуры (в том числе русских).

Как отмечают эксперты, основными причинами принятия ислама в местах заключения можно назвать давление со стороны авторитетных сокамерников, а также корыстные соображения – помощь и защита со стороны членов тюремного джамаата, особый режим питания и работы.

Еще в 2018 году «Лента.ру» публиковала интервью бывшего заключенного (аспиранта экономического факультета МГУ), который имел возможность наблюдать происходящее воочию и отмечал следующее:


По его словам, вступая в джамааты, заключенные становились более уверенными в себе, поскольку его члены, благодаря финансовым возможностям, часто лучше питаются, а в лагерях в силу своего особого статуса отказываются от общих работ, либо как-то договариваясь с ворами, либо идя на открытый конфликт с ними. Таким образом, очевидно, что члены тюремного джамаата имеют привилегии перед другими заключенными.

Возникает логичный вопрос – кто обеспечивает им эти привилегии?

Ответ на него очевиден – сотрудники ФСИН и диаспоры, которые инвестируют в тюремные джамааты.

Покровительство ислама в тюрьмах как системное явление

Следует констатировать, что курс на интеграцию ислама в ФСИН идет сознательно и уже достаточно продолжительное время. Эти процессы можно отследить даже по СМИ.

С 2015 года Россия стала наблюдателем в Организации исламского сотрудничества (ОИС), поэтому некоторые стандарты, описанные в циркуляре «О правах заключенных в исламском шариате», ФСИН реализовывает на практике. Например, было обещано улучшить условия для мусульман «в области питания, одежды, беспрепятственном доступе к чистой воде для совершения ритуального омовения». Предполагалось официально предусмотреть халяльное питание и проведение мусульманских праздников – Курбан-байрама и Ураза-байрама.

Позднее отмечалось, что «реализацией этого подхода уже занимается специально созданная при ведомстве рабочая группа по взаимодействию с религиозными организациями». Правозащитники отмечают рост числа жалоб на отсутствие молельных комнат и халяльного меню. Претензии эти, правда, имели и весьма агрессивный характер.

Например, в июле 2016 года в Хакасии в ИК-35 произошли беспорядки, причем настолько серьезные, что утихомирить заключённых удалось только с помощью спецназа. Позднее тюремное начальство заявило, что зачинщики бунта – это мусульмане (таджики, киргизы и азербайджанцы), которые требовали, чтобы им разрешили молиться в любое время, а не когда положено распорядком, позволили курить где угодно, не здороваться с администрацией, не застегивать верхнюю пуговицу на форме.

На данный момент на федеральном уровне действуют шесть соглашений о взаимодействии ФСИН России с централизованными исламскими религиозными организациями (ЦРО), которые были подписаны в 2019 году с Центральным духовным управлением мусульман России (председатель Т. С. Таджуддинов), Духовным управлением мусульман Российской Федерации (председатель Р. И. Гайнутдин) и другими мусульманскими организациями.

Иначе говоря, внедрение мусульманства и покровительство исламу в тюрьмах носит системный характер. Итогом этого заступничества является то, что исламисты объединяются в группы, вербуют сторонников и под их влияние и власть также попадают все отправленные за решетку мигранты.

Ситуация в ростовском СИЗО показательна в том смысле, что местному тюремному джамаату было позволено иметь телефоны, тряпки с игиловской нашивкой и, судя по всему, даже ножи. И вопрос здесь не только в коррупции (которая, безусловно, имела место быть), но и в том, что террористической ячейке наверняка помогали региональные диаспоры, а районные власти закрывали на все это глаза.

Более того – когда у населения возникли логичные вопросы, местные власти тут же призвали не «разжигать межрелигиозную рознь», стали рассказывать про «преступников без религии и национальности» и повторять прочие тезисы политики «многонациональной и межконфессиональной дружбы».

Заключение

После произошедшего в ростовском СИЗО вице-спикер Госдумы Владислав Даванков направил обращение главе Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) РФ Аркадию Гостеву с просьбой провести в исправительных учреждениях проверку на радикализм. По его словам, «тюремные джамааты, в которых состоят осуждённые и обвинённые по террористическим статьям», все чаще приобретают влияние и вес в местах лишения свободы, объединяют осужденных в организованные террористические ячейки.

На самом деле обратить внимание на происходящее нужно было уже давно, однако никто этого не делал.

В итоге мы имеем террористические ячейки в местах лишения свободы, где осужденные за терроризм, по идее, должны перевоспитываться и вставать на путь исправления. Но, напротив, из тюрьмы человек может выйти террористом, ранее не будучи таковым. Как отмечает журналист Андрей Медведев:

Давным-давно, когда дискеты были большими, а мониторы – маленькими… Впрочем, это я загнул, конечно, но лет так пять тому назад я развлекал аудиторию ВО историями о том, как мы могли бы построить социально-ориентированное государство, эдакий СССР 2.0, собрав лучшее из социалистической и капиталистической экономик.

В числе моих тезисов, полный перечень которых я не буду сейчас повторять, были такие, как фиксация курса рубля к доллару, низкий банковский процент, рост доходов населения как драйвер развития экономики, использование части накопленных нами валютных резервов на финансирование новой индустриализации страны и, конечно, госзаказ как средство усиления отечественного производителя.

И вот после этих-то заявлений многие читатели ВО забросали автора цветами. В горшках.

Меня обвиняли в том, что я ничего не понимаю в экономике. Что валютные резервы – это единственное, что спасает нас от кризисов, и тратить их ни на что иное ни в каком случае нельзя. Что высокий банковский процент защищает нас от инфляции, а увеличение дохода населения разгонит ту самую инфляцию. Что гособоронзаказ – это лютое зло и нерациональная трата ресурсов в государственном масштабе, а попытки госрегулирования экономики приведут к тому, что мы станем неконкурентоспособными и выпадем из международного рынка и т. д. и т. п.

Что ж, плетью обуха не перешибешь, и я до времени отложил в сторонку экономические темы.

Но вот случилась СВО. И в свете произошедших событий интересно было бы провести некоторую ревизию моих тезисов 5–6-летней давности.

Золотовалютные резервы

Те самые резервы, без которых нам не жить.

Что с ними происходило за время СВО?

Немножко статистики: на начало 2022 года золотовалютных резервов РФ насчитывалось 630,5 млрд долларов.

В среднем за 2022 год – 586,2 млрд долларов.

В среднем за 2023 год – 586,4 млрд долларов.

В среднем за первые месяцы 2024 года (по 17 мая) – 591,2 млрд долларов.

При этом минимальное значение за указанный период составило 540,7 млрд долларов. случилось это в сентябре 2022 года.

Иными словами, для нашей Отчизны пришло время серьезнейших испытаний, когда:

1. Россия ведет боевые действия в масштабе, не случавшемся со времен советско-японской войны 1945 года.

2. Страны Запада объявили нам бойкот, разрывая сложившиеся производственно-экономические цепочки, и нам пришлось в спешном порядке перестраивать поставки нефти и газа и закупки громадного количества товаров через азиатские страны.

3. Сотни тысяч рабочих и служащих, задействованных в экономике, теперь взяли в руки оружие.

И вот когда все это, и многое другое случилось… Мы потратили из наших золотовалютных резервов в общей сложности что-то около 40 млрд долларов. Сумма заимствований в моменте достигала почти 90 млрд, но затем мы вернули взятое, пополнив резервы на сумму порядка 50 млрд долларов.

Я не буду говорить сейчас о том, что по собственному разгильдяйству и недомыслию мы отдали контроль США и НАТО над астрономической суммой около 300 млрд долларов и вряд ли сможем в обозримом будущем получить эти деньги обратно. Запад у нас их едва ли заберет совсем, не захочет он терять лицо перед инвесторами мира, но под арестом эти три сотни миллиардов «вечнозеленых» там могут держать до морковкина заговения. И потом еще лет 300 сверху.


Я не буду говорить сейчас о том, что наши потери золотовалютных резервов одними оставленными Западу долларами не исчерпываются. Промолчу и о том, как мы, в лучших традициях царя Кощея, «над златом чахнущим», набрали этого самого злата к началу 2022 года аж на 133,07 млрд долларов. И… потеряли возможность им воспользоваться, так как после начала СВО ни европейская, ни азиатская банковская системы не могут его у нас покупать в сколько-то заметных объемах под угрозой санкций. Обходами, тихонько, да, кое-что продать удается, но по факту у нас в к концу 2023 года золото только преумножилось, достигнув 155,9 млрд долларов.

Я, разумеется, промолчу про качество управления финансами нашей страны, поскольку, вытащив из экономики на начало 2022 года 630,5 млрд долларов резервов, мы, когда кризисная ситуация наступила, сохранили возможность использовать хорошо если 200 млрд долларов, то есть менее трети накопленного.

Ни о чем этом я говорить не буду.

Я скажу о другом, о том, что кажется мне куда более важным.

Эти деньги нам не понадобились.

То есть, когда Российская Федерация столкнулась с крупнейшими экономическими вызовами XXI века, которые по всем законам экономики должны были вогнать нас в жесточайший экономический кризис – нам для стабилизации ситуации понадобилось не 600, а всего только около 90 млрд долларов, из которых больше половины уже вернулись на свое резервное золотовалютное место.

Вывод очень простой – золотовалютные резервы в накопленных ЦБ объемах оказались нашей стране просто не нужны. Их можно было абсолютно без ущерба для нашей безопасности использовать на иные цели, связанные с развитием экономики нашего государства. Не все, конечно – разумные резервы в пределах 250, возможно – 300 млрд долларов стране совсем не помешают. Но сохранение как минимум 300–330 млрд долларов в «кубышке» золотовалютных резервов из тех 630,7 млрд долларов, которые у нас были на начало 2022 года, оказалось совершенно бессмысленным.

Почему в РФ не сработали законы экономики?

Ответ очень прост.

В самый сложный период, когда коллективный Запад высказал нам свое «фи!», и культура отмены вкупе с перепуганными «владельцами заводов, газет, пароходов» отечественного разлива вызвала огромный отток валюты за границу, мы… В кои-то веки поступили правильно, быстро парировав резкое падение рубля.

Во-первых, мы совершенно нерыночными методами ограничили вывоз валюты за рубеж. Практически – под любым предлогом.

Во-вторых, были введены также и ограничения на приобретение валютной наличности – то есть купить наличные доллары с тем, чтобы хранить их в тумбочке, было можно, но только в пределах определенной и относительно небольшой суммы.

В-третьих, мы поставили иностранному бизнесу совершенно драконовские условия выхода с территорий Российской Федерации. Например – дисконт 50 % от рыночной стоимости при продаже бизнеса российскому покупателю. А чтобы у иностранных инвесторов не возникло желания заключить формальную сделку, а после завершения СВО «вернуть все назад», оговаривается, что обратный выкуп должен производиться исключительно по рыночной стоимости.

То есть, продаете вдвое дешевле, а обратно выкупаете вдвое дороже, чем продали. При этом продать бизнес собственник из недружественных стран может, но вот вывести полученные от продажи бизнеса деньги за рубеж – нет.

Дикий ужас с точки зрения профессуры ВШЭ. Мы совершили целую череду кошмарных, невыносимых злодеяний и преступлений против рыночной экономики, альфы и омеги всего прогрессивного человечества. Мы обречены. Рынок нам этого никогда не простит, и даже столетия покаяния уже вряд ли что-то изменят, но...

Ничего не произошло.

Да, РФ использовала нерыночные методы управления денежной массой, имевшейся в ее распоряжении. Да, от этого всем стало только лучше. Ах, ну конечно, кроме тех самых «владельцев заводов, газет, пароходов», не всех, но многих. Тех, кто видел себя с Россией, лишь пока есть возможность «стричь бабло», но совершенно не был готов остаться «в этой стране» в трудное для нее время. И бежали, пусть даже и не уводя всего, на что рассчитывали. Что ж, мы будем скучать по ним. Причем – с радостью.

А что иностранные производители? Конечно же, навсегда отвернулись от РФ и никогда-никогда больше сюда ни ногой?

Да ничуть не бывало – многие компании, которые все же ушли с рынка РФ очень-очень надеются вернуться обратно. И исподволь это самое возвращение готовят.

Взять, к примеру, тот же Microsoft. Они уходили, воистину громко хлопнув дверью: тут и запрет на продажу программных продуктов компании в РФ, и отказ от обновлений ранее проданных программ. Анонсирован был отказ от продления лицензий. Вот только лицензии потихоньку продлеваются, на параллельный импорт Microsoft закрывает глаза (а могли бы этого и не делать, кстати). Дальше – больше, 13 мая 2024 года компания вернула доступ к обновлениям Windows и к Microsoft Office. Тихо и без помпы.

Попросту говоря, руководству Microsoft совершенно плевать, рыночные или нерыночные у нас методы управления экономикой. Им совершенно все равно, работает ли наше правительство по методичкам ВШЭ и Сороса, или нет. Прибыль – вот их цель, и упускать российский рынок им не хочется совершенно. И они будут стремиться торговать с нами, будь у нас хоть рыночная экономика в полном соответствии с иностранным учебником, хоть рабовладельческая (тем более что они не особо-то сильно и различаются – шутка).

То же самое происходит и со многими другими иностранными компаниями. У бизнеса есть лишь одно мерило успеха – прибыль на вложенный капитал, все остальное его не интересует. Да, бизнес вынужден был прогнуться под общественное мнение США и Запада, транслирующих необходимость всем вместе, в едином порыве поддержать «несчастную Украину, прародину эльфов, которую так беспощадно обижают эти злобные орки-русские».


Но это произошло не потому, что иностранному бизнесу есть хоть какое-то дело до Украины. А потому, что бизнес всерьез испугался: в случае сохранения рынков в России, он столкнется с тем, что обиженные таким демаршем европейцы и американцы начнут бойкотировать его продукцию.

Очень многие компании принимали свое решение уйти или остаться в России не под влиянием каких-то там солидарностей, а в силу экономических расчетов. Просто брали калькулятор и прикидывали. Уходим из России – теряем прибыль в России. Не уходим из России – можем потерять часть прибыли в США и Европе, так как нас назовут «приспешниками Путина» и будут покупать нашей продукции меньше. Понятно, что или тут, или там, но потеряем все равно, однако убытки надо минимизировать!

И вот если получалось, что при уходе из России прогнозные убытки по компании в целом выходили меньше, чем если бы компания сохранила бизнес в РФ – тогда уходили. Но даже и в этом случае сворачивались, мечтая вернуться. Потому что – маржа, прибыль, кэш, и какое же капиталистическое сердце не зальется кровью, когда все перечисленное идет в «отрицательный рост»?!

Рынок и гособоронзаказ

Часто в обсуждениях на ВО сталкиваюсь с мнением, что закупки вооружений – это экономическое зло. Потому что на танках не сеют, не пашут, джинсы не шьют и вообще – никакого продукта танки не производят. А раз так, то производство военной техники – обременение экономики, и чем такого будет меньше, тем лучше.

На самом деле это немного не так, но для того, чтобы разобраться в этом, нужен небольшой экономический ликбез.

Мощь экономики страны сегодня стремятся оценивать по так называемому валовому внутреннему продукту или ВВП. Это общая рыночная стоимость произведенных товаров и оказанных услуг для конечного потребления на определенной территории.

Что такое конечное потребление?

Допустим, одно предприятие сделало гвозди, второе – доски, а третье купило доски с гвоздями у первых двух и сделало табуретки. В ВВП войдет только стоимость табуреток, потому что именно они стали конечным продуктом, а гвозди и доски были потреблены в процессе его производства.

Что такое товар?

Это продукт (услуга), произведенный для продажи или обмена. То есть если вы вырастили малину в огороде и скушали ее, она товаром не является, так как произведена для личного потребления. И в ВВП она не попадет. А вот если вы часть малины продали на рынке – то эта часть будет уже товаром и войдет в состав ВВП.

Одним из неотъемлемых качеств товара является потребительная стоимость – способность товара удовлетворять потребности человека. Какие бывают потребности у человека? Классификаций уйма – например, одна из них делит человеческие потребности на биологические, социальные и духовные. К биологическим относится то, что необходимо нам для выживания организма и физического комфорта, социальные – это потребность быть частью общества, духовные – потребности в самопознании, развитии и творчестве.

И, конечно же, одной из биологических потребностей является безопасность. Которая давно уже обеспечивается не на индивидуальном, а на государственном уровне. То есть это государство содержит полицию, которая ловит террористов, воров, жуликов и убийц, и вооруженные силы для отражения угрозы извне, исходящей от других стран.

Для того, чтобы государство могло это делать, оно изымает часть доходов у предприятий и граждан в виде налогов. Этот процесс можно рассматривать как плату за предоставление ряда услуг – безопасности, того же бесплатного школьного образования и т. д.

Так вот, когда мы идем в кино и когда государство покупает танк, то происходит совершенно одно и то же. В первом случае мы платим за право просмотра фильма, который совершенно не нужен для нашего физического выживания, но служит удовлетворению наших духовных потребностей. Фильм не сеет, не жнет, не шьет джинсы, не может быть использован для производства чего-либо, но мы за него платим. И точно так же мы платим за танк, не прямо, но косвенно, отдав часть своих доходов государству: вся разница в том, что танк и кино удовлетворяют разные наши потребности. Первый – биологическую (безопасность), второй, как уже было сказано выше – духовную.


При этом деньги, которые тратятся на производство танков и фильмов, вовсе не потеряны для нашей экономики. Ведь наше государство закажет танк у российского танкостроителя, закупающего материалы в России, то есть у отечественных производителей стали, брони, двигателей и сложного оборудования прибавится работы. Они заработают на этом больше денег, заплатят нашим согражданам больше зарплаты. Поэтому производство танков столь же полезно для экономики, как производство любых других товаров.

«Так что же тогда получается, что можно вообще все забросить и одни только танки делать, и все будет хорошо, так что ли?» – может спросить читатель. Конечно же, нет – если экономика страны будет производить одни только танки, мы с голоду помрем. Но то же самое случится, если мы будем выпускать одни только фильмы.

Первый закон экономики – потребности всегда опережают возможности. А это означает, что мы никогда не сможем на 100 % закрыть все потребности людей нашего государства, приходится искать баланс интересов. Мы на бытовом уровне планируем свой семейный бюджет так, чтобы все были согреты, сыты, одеты, обуты, здоровы и т. д., но за исключением самых богатых не можем брать все самое лучшее. Не питаемся ежедневно в самых дорогих ресторанах, но готовим себе здоровую и вкусную пищу, не покупаем дворец, а берем квартиру в ипотеку, вместо какого-нибудь «Бентли» выбираем авто попроще и так далее. То же самое должно происходить и на уровне экономики государства – потребности его граждан должны быть удовлетворены на приемлемом уровне.

Поэтому расходы на вооруженные силы сами по себе для экономики не зло. Они могут быть злом лишь тогда, когда становятся избыточными и ненужными для удовлетворения потребности в безопасности, но при этом начнут ущемлять удовлетворение прочих запросов населения ниже приемлемого уровня.

Так вот и получилось, что когда нашим производствам резко стало плохо без импортных комплектующих, то увеличение гособоронзаказа помогло многим предприятиям удержаться на плаву. Сокращение выпуска легковых автомобилей, безусловно, плохо – страдает не только сам производитель, но и его поставщики. Ведь если автомобилей производится меньше, то и металла для их производства закупается меньше, а значит выручка металлургов падает тоже. Но если параллельно этому усиливается производство той же военной техники, то производителям автомобилей это, конечно, не поможет, однако металлурги компенсируют потери на авто заказами на танки и бронемашины.

Выводы

Во-первых, как ни странно, нерыночные инструменты управления финансами государства вполне допустимы, и вовсе не обязательно влекут за собой разрушение его экономики, пусть даже поставленной на рыночные рельсы. Если, конечно, пользоваться такими инструментами разумно.

А во-вторых, уважаемый читатель, непонимание этого «во-первых», привело нас к тому, что мы не только в очередной (и который уже) раз упустили великолепную возможность совершить экономический рывок в светлое будущее, но и, с моей точки зрения, заложили фундамент грядущей катастрофы, к которой, пока еще потихоньку, но все быстрее, набирая разбег, катится сегодня экономика Российской Федерации.