На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Друзья

10 456 подписчиков

Свежие комментарии

  • Юрий Ильинов
    А если по-плохому? Какие же мы можем сделать промежуточные выводы? К исходу третьего года СВО, наверное, уже должно ...Подразделения гру...
  • Юрий Ильинов
    По-хорошему не получилось? Коллективный Запад во главе с США не готов позволить Москве в одностороннем порядке менят...Подразделения гру...
  • Юрий Ильинов
    Для поражения ВСУ «Орешником» надо бить по Западу Итак, мы в очередной раз вынужденно возвращаемся к теме того, как ...Подразделения гру...

Офицерский клуб. Уголок веселья посреди кавказской войны

Восточный ветер

 

Офицерский клуб. Уголок веселья посреди кавказской войны


Первая в городе Ставрополе гостиница, ставшая своеобразным вторым «штабом» Кавказской линии, начала строиться в 1837 году. Инициатива постройки очередного каменного (достаточно современного по тем временам) здания принадлежала местному городскому голове Ивану Григорьевичу Ганиловскому. В новом доме, который предполагалось закончить к приезду самого императора Николая I, Иван Ганиловский открыл гостиницу, которая официально именовалась «ресторацией».


Весьма изящный дом в последующие годы постоянно достраивался. Ганиловский азартно лепил к дому всё новые пристройки. Появилась так называемая Савельевская галерея, получившая своё имя от штабс-капитана Савельева, который проживал в «ресторации» на постоянной основе.

Вскоре арендатором здания стал греческий беженец и умелый предприниматель Пётр Афанасьевич Найтаки, который и превратил гостиницу в уголок кавказского офицерства. Согласно преданию, фамилия Найтаки у Петра Афанасьевича появилась, когда он прибыл из Греции в Таганрог, сбежав от гнёта осман. Таможенный чиновник допустил ошибку и записал в графе фамилия прежнее место жительства грека – «на Итаке», как у знаменитого Одиссея. Одиссея самого «новорожденного» Найтаки была более прозаична, нежели произведение великого Гомера. После Таганрога он перебрался в Пятигорск, а затем в Ставрополь.

Офицерский клуб. Уголок веселья посреди кавказской войны

"Найтаки" после революции

В самом городе в тот момент располагался штаб командующего всей Кавказской линии. Ввиду всего вышеописанного гостиница носила множество названий в народе. Её именовали и «Москвой», и «Найтаковской», и «Ресторацией», и, наконец, «Офицерским клубом».

Жаркое веселье и жестокая война


Как автор указал выше, в Ставрополе располагался штаб командующего войсками Кавказской линии. Там же находился штаб Линейного казачьего войска. А в 1816 году по указанию Ермолова в интересах обеспечения Кавказского корпуса на территории Ставропольской крепости разместились Провиантмейстерская комиссия и Комиссариатская комиссия. Таким образом, все офицеры, переведённые на Кавказ, так или иначе оказывались в Ставрополе. Кого-то сразу командировали в дальние укрепления или в действующие на Кавказской линии батальоны, а кому-то приходилось ожидать направления пару недель.

Но в Ставрополь устремлялись не только вновь прибывшие офицеры. Город тогда был средоточием жизни посреди бесконечной и кровавой войны. Кипела торговля с горскими жителями. Получив кратковременный отпуск или командирование в другие части, офицеры устремлялись в Ставрополь. А в самом Ставрополе все неизменно собирались в гостинице «Найтаки».

Именно здесь друзья, родственники и знакомые, не видевшие друг друга месяцы, а то и годы, готовясь к очередной долгой разлуке, устраивали кутежи и дружеские посиделки. Вино лилось рекой, денег офицеры, которые могли погибнуть в любой момент в глухих затерянных в горах гарнизонах, не жалели. И за всем этим «хозяйством» упорно следил смуглый грек с чёрными бакенбардами — Пётр Афанасьевич Найтаки. Найтаки всегда искал способы развлечь изнурённых боями офицеров.


Так, заметив, что офицеры обожают бильярд, Пётр Афанасьевич мигом обустроил бильярдную в лучших традициях. По стенам бильярдной тянулись кожаные диваны, на которых восседали штаб- и обер-офицеры, ведя увлечённую беседу. Здесь «катал шары» гений русской литературы Михаил Юрьевич Лермонтов, будучи офицером Тенгинского полка. Нашлось место и столам для игры в карты, на которых порой возвышались горки золота и кипы ассигнаций в виде ставок. Ночь напролёт шли азартная игра и весёлые вечеринки.

Сами номера по тем временам и окружавшим Ставрополь боям считались вершиной комфорта – высокие потолки и прекрасная мебель. А широкие окна дышали свежестью и солнцем. Главное же, что офицерам не приходилось ожидать, что через открытое окно в номер влетит граната или горящая головня.

Имелась в гостинице и хорошая столовая на уровне ресторана. Имелись две гостиных, на столиках которых, всегда можно было найти свежие номера «Северной пчелы» и «Русского инвалида». Для офицеров, которые месяцами сидят в кавказских укреплениях, зачитывая долгими зимними тоскливыми вечерами любую литературу до дыр, свежая периодика была просто подарком.

Безумству храбрых… ещё шампанского!


Кавказское офицерство, как и рядовые бойцы, в массе своей было вынужденно отчаянно храбрым во всех областях – и в бою, и в словесных баталиях. Это было вполне логично: далее Кавказа не сошлют, если несколько переиначить известную присказку про Сибирь. Так, согласно некоторым спорным воспоминаниям современников, во время прибытия императора Николая I в Ставрополь в 1837 году в гостинице проживал сосланный на Кавказ декабрист, князь и рядовой Нижегородского драгунского полка Александр Одоевский со своим другом — офицером Тенгинского полка Михаилом Лермонтовым.


Михаил Лермонтов

В тот момент, когда процессия императора вышла на улицу, на которой располагалась гостиница (позже в честь этого события улицу назовут Николаевским проспектом), на балкон выбежали Лермонтов и Одоевский со своими приятелями, заливающими тяжесть войны вином. Одоевский заметил, что процессия смотрится слишком мрачно. И, внезапно для всех, князь прокричал с балкона на латыни: «Ave, Caesar, morituri te salutant». Это известный клич гладиаторов: «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя». После этой фразы Одоевский залпом опустошил бокал шампанского. Лермонтов последовал его примеру.

Но друзья предпочли немедля увести бойкого князя с балкона, опасаясь, что на голову их друга могут свалиться ещё большие кары. Одоевский же просто отмахнулся, бросив походя: «Ну, господа, русская полиция по латыни еще не обучена!»


Порой служивые переходили грани дозволенного, и местное полицейское управление отправляло наверх гневные донесения. Так, управление доносило, что «офицеры, командированные на Кавказ для участия в делах против горцев, производят разные беспорядки». В самом деле, порой подвыпившие офицеры после неудачной игры в карты вызывали друг друга на дуэль. Полиция требовала прикрыть гостиницу или хотя бы закрыть картёжные столы и столовую, которая в тот момент считалась трактиром. Начальство, взвесив все «за» и «против» ответила полицейскому управлению категорическим отказом.

Закат офицерского клуба


В пору расцвета в гостинице «Найтаки» нельзя было найти ни одного штатского. В глазах рябило от военной формы Тенгинского и Навагинского полков, статных гренадёров и офицеров линейных частей в тёмно-синих черкесках. Здесь останавливался Лермонтов и декабрист Николай Лорер, дворянин и рядовой Сергей Кривцов и барон Андрей Розен, также участвовавший в восстании декабристов, Бестужев-Марлинский, который погибнет в районе современного Адлера, и Михаил Назимов, который, как утверждали некоторые современники, хоть порой лихо руководил боем в чине подпоручика, но сам, руководствуясь своими принципами, никогда не обнажал оружия.

Закат «Офицерского клуба» начался со смерти Ивана Ганиловского. Потомки городского головы, который завещал часть своего недвижимого имущества Ставрополю, оказались далеки от усердия своего предка. Очень быстро сын, а затем и внук Ганиловского влезли в долги и были вынуждены продать недвижимое наследство. Продали и гостиницу «Найтаки». Она досталась армянскому купцу, который затеял перестройку здания, сохранив лишь общие детали прежней гостиницы.


"Найтаки" сейчас

Сейчас в памятнике архитектуры 19-го века располагаются частные магазинчики и кафе, которые, видит бог, не украшают фасад бывшей гостиницы. В качестве напоминания о лихой истории некогда «Офицерского клуба» на здании имеется табличка, гласящая:

«В этом здании находилась «Ресторация Найтаки», названная в честь известного грека-предпринимателя Петра Найтаки. Здесь останавливался М. Ю. Лермонтов, декабристы. Памятник архитектуры XIX века. Построен И. Ганиловским».

Ишкиль и баранта. Правовая норма и повод для грабительского рейда


Кавказское многоголосие на политической карте


Кавказ — необычайно сложный регион. Он был таким, есть и будет. Необычайное количество народов и субэтносов, которые внутри себя были поделены на кланы, общества и сельские общины, пронизаны множеством взаимоотношений и одновременно необычайно обособлены. Чеченские, дагестанские и ингушские тухумы и тейпы (крупные семьи, родовые объединения и т.д.), аварские тлибилы, даргинские джине и лезгинские сихилы – все конкурировали друг с другом с применением холодного, а позже и огнестрельного оружия. Не считая крупных государственных образований в виде множества княжеств, ханств и прочего. Конкуренция представляла собой регулярные набеги и рейды с захватом скота, имуществ и самих людей. Порой такие действия не были поддержаны всей общиной или же грозили крупным военным конфликтом, в котором не были заинтересованы ни обворованные, ни обворовавшие.

Классический адат, т.е. комплекс традиционно сложившихся местных юридических и бытовых институтов, который у различных народов и отдельных общин мог кардинально отличаться, в конфликте двух кланов, обществ и целых ханств или княжеств не работал. Именно поэтому в этот момент на сцену выходила иная «юридическая» практика – баранта/барамте, которая в Дагестане именовалась «ишкиль» («ишкиля»).

Ишкиль (баранта) как он есть


В самом общем смысле ишкиль – это захват имущества родственников или односельчан должника с тем, чтобы заставить его выплатить задержанный долг или побудить ответчика удовлетворить истца исполнением другого рода обязательств. Так, в землях Дагестана это было исконное право истца напасть на односельчан ответчика и захватить их собственность или их самих, с тем, чтобы заставить ответчика выплатить просроченный долг. При этом между ишкилем и барантой существовала некоторая разница. Когда же ишкилем начинали злоупотреблять, то по факту эта практика превращалась в узаконенную форму рэкета или своеобразное объявление войны.

Впрочем, в условиях постоянной междоусобицы одно отличить от другого было практически невозможно. К примеру, если одно общество желало получить независимость от могущественного соседа, которому платило дань, то брало ишкиль у него в виде скота или заложников, таким образом оказывая политическое давление на противника и давая намёк союзникам. Сильный сосед мог либо силой вернуть ишкиль и провести военную экспедицию, либо, оценив риски и ситуацию с враждебным окружением, отказаться от этой идеи с известными политическими потерями. Могла быть и обратная ситуация, когда взамен положенной дани брали ишкиль, дабы заставить покорённых смириться со своей судьбой.

Ишкиль и баранта. Правовая норма и повод для грабительского рейда

Обычно ишкиль брали для возмещения убытков по просроченным долговым обязательствам и из-за случаев воровских рейдов, причинивших вред истцу. Случались, конечно, и частные, так сказать, бытовые случаи применения этой практики. Так, её применяли в имущественных спорах между супругами из разных селений, принадлежавших к разным тухумам, но это было редкостью, т.к. вступать в брак с чужаком во многих кланах было строго запрещено. Ишкиль могли взять также за уничтожение пастбищ одного аула скотом из аула другого. Война за места выпаса скота – вообще отдельная страница конфликтов Кавказа, актуальная и сейчас, кстати.

Сам ишкиль брался скотом или оружием, но не брезговали брать и заложников-аманатов, которых в случае невыплаты долга продавали в рабство. При этом практика ишкиля могла быть запрещена внутри самого вольного общества, но одобряться им на внешнем контуре. Так, Андалалское вольное общество (общество в горной части Дагестана, населенное аварцами), в котором взимание ишкиля на своей территории было запрещено под угрозой штрафа в размере быка, тем же штрафом наказывало лицо, попытавшееся помешать такому «правосудию» уже за пределами территории Андалала.

Процедура взимания ишкиля


Процедура взимания ишкиля выглядела следующим образом. Потерпевшая сторона вызывал «ответчика» в суд своей или нейтральной общины. Если ответчик в суд не являлся, то ему посылали письмо с прямым предупреждением о праве применения баранта. Письмо обычно отвозил кунак потерпевшей стороны, который традиционно имел полные права отстаивать интересы потерпевшего. Кунак также имел право непосредственно захватить ишкиль – имуществом или заложниками.

Вот один из множества примеров такого письма от истца к ответчику от некоего Рамазана Баршамайского к Аци Харахинскому:

«Мир Вам, милость и благословение Аллаха. Да хранит Вас Аллах от сатанинской злобы. Аминь.
С получением этого письма вышли долг, ссуженный тебе согласно твоему договору и известный моему кунаку Уцисай, подателю сего письма. Иначе я возьму через него ишкиль, как разрешено брать. Остальное ты услышишь из уст подателя сего письма».

Если ответчик проявлял изрядную воинственность и строптивость, то ишкиль изымали насильственно. Так, кунак, а чаще сам истец с группой бойцов останавливалась на горной дороге, которая вела из селения ответчика. Учитывая, что селения представляли собой единые общины, состоящие из двух-четырёх кланов, большой избирательностью обладать не было нужды – ишкиль налагался на всех скопом на абсолютно законных основаниях. Практически на первый же обоз нападали и брали имущество или заложников. Однако нападать нужно было обязательно открыто и среди бела дня, ведь это был не запрещённый адатом грабёж, а «легитимная» форма «правосудия».


Естественно, такая правовая норма была накрепко завязана с практическими боевыми действиями и порой не только не разрешала конфликты, но лишь усугубляла их. Вот пример ещё одного письма, из которого становится ясно, что назревает столкновение между двумя крупными обществами:

«Благородный господин правитель Эльдар-хан-бек желает членам сельского суда, старшинам, хаджи и кади городка Аргвани (аварская община на севере Нагорного Дагестана) мира, милости и благословения Всевышнего Аллаха.
Да хранит их Всевышний Аллах от всяких бед!
Да будет вам известно, что мы захватили в ишкиль неприкосновенного подателя письма из ваших односельчан, чтобы он был ходатаем ради собственности одного из наших земляков Салмана, захваченного вами в ишкиль, а затем отпустили его по просьбе его кунака, поручившегося возместить причиненный нам ущерб. Салман требует вернуть ружье и шашку, взятые вами в ишкиль. Если же вы не вернете этой собственности, то мы возьмем ишкиль и во второй, и в третий раз, доколе не будет решена и завершена эта тяжба. Это в ваших возможностях. Будьте здоровы!»


Ишкиль – просто повод для грабежа и войны?


Конечно, горцы старались совершенствовать механизм ишкиля. Так, существовали многочисленные соглашения между селениями (обществам и более крупными образованиями, вплоть до ханств), которые регламентировали правила и условия механизма применения ишкиля на их территории при возникновении повода для его применения на практике. Такие договоры заключались как устно, в присутствии уважаемых свидетелей, так и письменно.


Однако у ишкиля была одна родовая травма. Ишкиль мог фигурировать как реальный правовой инструмент для улаживания споров исключительно при одном условии. Истец и ответчик, кем бы они ни были, целым вольным обществом или отдельным человеком, должны были находиться в равном положении. Стоило чаше весов несколько отклониться, как ишкиль превращался в повод к узурпации власти, грабежу, захвату заложников и целой карательной операции.

При этом всегда в итоге ответчиком в практике ишкиля было то или иное горское общество, т.е. это были практически межгосударственные претензии. А полноценным членом общества мог быть только воин. Это вносило особые военные нюансы в эту «юридическую» норму.

Кочевые народы, которые как раз и именовали ишкиль барантой, использовали эту правовую практику чаще всего не для разрешения споров, а для легитимации очередного грабительского набега. У них даже существовал специфический термин «барымтачи» («барынтачи»), означающий угонщиков табунов, прикрывавшийся нормой ишкиля.

Разрушали даже намёк на миротворческую функцию ишкиля и социальные аспекты горского общества, а точнее, их изменение. Со временем значение знати стало усиливаться. Горская аристократия облагала простых смертных всё большими налогами, превращая их практически в бесправную чернь. Имея множество рычагов давления, в том числе и насилие, знать стала использовать ишкиль как ловкий инструмент узаконения долгового рабства.

Закат дискредитировавшей себя практики


Первыми борцам с ишкилем были мусульмане, начавшие религиозную экспансию Кавказа. Для них ишкиль был первобытной варварской практикой. На его замену, а также на замену адату должен был прийти шариат. Но для знати ишкиль был уж очень выгодной нормой, поэтому изжить эту практику с ходу не смогли. Только на территории Имамата ишкиль немного отступил и был сглажен исламом.


С проблемой ишкиля столкнулась и Российская империя. Сначала, правда, не желая рушить устои, российские власти смотрели на ишкиль сквозь пальцы, а иногда и сами применяли эту практику, как наиболее знакомую местным жителям. Но чем более русское военное командование знакомилось с применением ишкиля, то тем быстрее понимало разрушительный и междоусобный потенциал этой нормы.

Уже в первой половине 19-го века практика ишкиля считалась незаконным самоуправством, т. к. в условиях разобщённости и неравенства приводила только к грабежам и разбоям. В итоге эта правовая норма стала исчезать. С одной стороны знать, принимавшая подданство России, обязательно клялась не применять ишкиль, а с другой стороны, её противниками были и сторонники имамата, который хоть и был разрушен, но успел поработать на изжитие этой нормы. Немало исчезновению баранты послужило и стирание границ между многочисленными ханствами, уцмийствами, майсумствами и княжествами Кавказа, обособленность которых и диктовала необходимость этой правовой нормы.

Как это ни странно, но вплоть до установления на Кавказе советской власти отголоски ишкиля и баранты продолжали терроризировать местное население. Всевозможные группировки, руководствуясь своими самостийными идеями, старались прикрыть банальный грабёж легитимной основой. Но старые пережитки вообще способны всплывать из тьмы веков в период ослабления центральной государственной власти.

Картина дня

наверх