В поисках форта Раевского. Часть 2
В предыдущей части мы рассмотрели некоторые особенности, увы, печальные, Черноморской береговой линии укреплений, а также месторасположение и ход строительства одного из самых малоизвестных, но знаковых фортов линии. Взглянем же, как выглядело новое укрепление и как протекала жизнь его защитников.
Из воспоминаний современников и сохранившегося плана форта картина выглядит следующим образом. Фортификационное сооружение имело неправильную трапециевидную форму с резкими углами и выступами фланками. Таким образом, только две стороны форта имели равную длину в 130 метров, а две других – 120 и 140 метров. По углам крепости были сооружены три полубастиона, а также один бастион, выходящий на наиболее важный участок: стратегический участок дороги Анапа – Новороссийское укрепление.
Форт имел только одни крепостные ворота с южной стороны, т.е. смотрящие на Анапскую долину. Внутри располагались две казармы (каждая рассчитана на сотню человек), офицерский дом, пороховой погреб и цейхгауз для хранения амуниции. В центре форта находился плац-парад и небольшая часовня. И, конечно, не забыли поставить колыбели для одной из важнейших частей солдатской жизни – две кухни и погреб для хранения провианта. Во время официального окончания работ укрепление освятили и дали торжественный орудийный салют. И потекла нелёгкая служба на дальних форпостах империи.
Со временем обороноспособность форта, естественно, менялась. В 1846 году по валу укрепления установили каменную оборонительную стену с бойницами. Видимо, проливные дожди, длящиеся порой до нескольких недель подряд в период с конца осени и до конца весны с перерывом на мороз и порывистый ветер, начали превращать земельную часть укрепления в оплывшую свечку.
К 1848 году гарнизон форта состоял из роты Черноморского линейного батальона №1, полуроты гарнизонных артиллеристов и отряда казаков. Однако, так как форт имел статус промежуточного, то он, кроме указанных в первой части целей, служил и временным убежищем и базой для отрядов, следующих из Анапы в горные районы Кавказа, или же наоборот — с Кавказа в Анапу, которым требовалась передышка, уход за ранеными и прочее. Но ввиду того, что внутренние помещения форта отличались не только сверхспартанской скромностью, но и чрезвычайно малыми размерами, рядом с укреплением вскоре отстроили форштадт. Форштадт представлял собой классическое небольшое поселение за крепостными стенами. В нём и селились проходящие крупные отряды.
Уже некоторые приведённые выше моменты службы на укреплениях Черноморской линии дают некоторое представление о том, какой степенью «комфорта» пользовались гарнизоны фортов. По воспоминаниям современников тех тяжёлых времён, в офицерской среде на Кавказе бытовала поговорка: «Кто из них не сойдёт с круга от пьянства или не женится под пьяную руку на первой попавшейся женщине без справки о её поведении и происхождении, тот с железным характером».
Солдаты Черноморских линейных батальонов
Как бы ни допускать степень бравады и любви к байкам в приведённой выше поговорке, но служба на Черноморской линии укреплений в самом деле была одной из самых тяжёлых и опасных на Кавказе. Ливни, о коих написано, быстро заболачивали прежде сухие лощины и низины, а некоторые из них не высыхали даже в 40-градусную жару. А вроде бы сухие ранее участки во время схождения бурных потоков с гор, нередко превращающихся в настоящую сель, мгновенно становились мелким озерцом. Такой естественный водоём мгновенно начинал цвести, становясь рассадником инфекций и вездесущих насекомых, быстро встающих на крыло с целью поведать медицинскому миру что-нибудь новое. Такие болотистые места в этих краях называют плавнями. В свидетельствах о болезнях, которыми страдали гарнизоны укреплений, значатся даже «лихорадки с корчами».
И тучи жалящей мошкары свирепствовали с середины весны до поздней осени. Офицеры, спавшие отдельно от рядовых, устанавливали над кроватями плотные пологи, а окна тщательно закрывали кисеёй. А рядовые и казаки спасались более своеобразным способом. Они берегли себя от укусов, поджигая навоз и устраивая сквозняк. Не индийские благовония, но перспективы «корчей» ещё хуже. И даже это было определённой привилегией, т.к. нередко гарнизоны устраивали «секреты» за пределами укреплений, особенно, когда получали сведения от лазутчиков или ожидали прибытия отряда. На таких постах огня не разожжёшь.
Кстати, именно в таких секретах закалялись и подтверждали своё имя казаки-пластуны. Ведь им приходилось часами лежать в прямом смысле пластом под тучей комарья и без возможности пошевелиться, дабы не выдать позицию. Александр Дьячков-Тарасов, дореволюционный историк, родившийся в 1867 году в Абхазии, в своих трудах указывает, что именно в закубанских секретах и «родились» легендарные черноморские пластуны, а не появились в разбойничьих ватагах на Днепре, где характер боевых действий даже с военизированным противником был другой. Но это совсем другая тема и совсем другой спор.
Пластуны в секрете
Добавлю, что даже в современном Новороссийске, который весьма застроен, а река Цемесс, в устье которой в первой половине 19 века легко помещался вполне передовой для своего времени корвет, превратилась в мелкий сток (правда, склонный к разливу в сезон), по сей день в нескольких минутах ходьбы от центра «живут» те самые «плавни». Конечно, на карте читатель увидит их под названием Цемесской рощи. Но стоит зарядить дождям, как эта низина превращается в опасную топь. Впрочем «плавни» остаются едва не последними «лёгкими» цементного города.
Но вернёмся на укрепления. В лазарет отправляли только тяжёлобольных и истощённых лихорадкой людей, т.к. все захворавшие к концу лета или на начало осени вполне могли составить едва ли не весь гарнизон форта. В то время подобные приступы «болотной лихорадки» лечили чрезвычайно дорогой хиной (кто-то, возможно, встречал это название в рассказах Чехова), получаемой из хинного дерева, которое культивировалось до середины 19 века исключительно в Перу. Памятуя же о «щедрости» столицы и чиновничества по отношению к укреплённым линиям Кавказа и Кубани, в критические месяцы повальной заболеваемости «лекарям-черноморцам» с правобережной Кубани присылали лишь смесь хины с перетёртой полынью. Но и это было дефицитом.
Также летом на береговой линии свирепствовала малярия, распространяемая всё теми же летающими тварями и вызывающая кровавые поносы, затвердение внутренностей, проблемы с лёгкими и т.д. Её также лечили хиной. Учитывая же, что в то время даже среди светил науки бушевали споры по поводу методов лечения, а также способов заражения, то можно себе представить масштабы сезонных эпидемий на оторванных от «большой земли» фортах. Форту Раевского в этом плане «повезло» — он своим местоположением соседствовал и с плавнями, и с предгорьем у Черноморского побережья.
Винтовки черкесов
Но это был только климат. Боевая деятельность гарнизона ничуть не скрашивала солдатскую и офицерскую службу. Нередкими становились случаи, когда черкесы, в данном случае натухайцы, оборудовав достаточно удалённый от укрепления пункт (особенно выгодны были, естественно, поросшие зелёным ковром высоты), начинали палить по форту из ружей и фальконетов. Иногда это просто психически изводило гарнизон, а порой шальной выстрел уносил жизни бойцов. При этом снаряжать погоню за такими «хулиганами» было рискованно. Уйти из зоны поражения крепостной артиллерии без разведки – опасность попасть в засаду превосходящих войск противника.
И это отнюдь не преувеличение изоляции форта. Даже на Черноморской кордонной линии, где недалеко от Кубани строились станицы и селились казаки, было неспокойно. Станицы были окружены регулярными постами наблюдения, дороги также регулярно патрулировались казачьими разъездами. На сенокос станичники не выходили без оружия, а женщин непременно сопровождали вооружённые мужчины, ведь работорговля почти вплоть до конца 19 века оставалась сверхдоходным бизнесом у горцев. Что уж говорить о форте, стоящем на земле натухайцев?
Казачий разъезд у поста
Несмотря на это, вылазки совершались всё чаще. Ведь дорога, которую оберегал форт, становилась оживлённее. Это связано с расширением новых укреплений, а главное строительством Новороссийской крепости. Раевский, как и Серебряков, уже тогда видели в Новороссийске самый крупный порт на Черноморском побережье Кавказа. Для этого требовался и провиант, и боеприпасы, и, главное, строительный материал. Часть грузов доставляли морем, даже из Крыма, но часть приходилось везти сушей. Ситуация со снабжением стройматериалом была столь тяжёлой, что в августе 1939 года три роты солдат отправились разбирать руины знаменитой Суджук-Кале. Для того чтобы обезопасить «демонтажные» работы, отряд имел при себе даже двух «единорогов».
Таким образом, форт Раевского становится не только стражем дороги, форпостом войск, местом передышки военных экспедиций, но и своеобразной промежуточной базой снабжения.
В поисках форта Раевского. Часть 3
Спустя более чем десять лет со дня основания в январе 1851 года форт готовился встретить очередную экспедицию в земли черкесских мятежников, которой командовал сам Лазарь Маркович Серебряков. Необходимо было встретить ни много ни мало 2445 человек пехоты, 240 конников иррегулярной кавалерии с транспортом в виде 8 легких орудий. И встреча состояла не в торжественном банкете, а в передаче последней информации о передвижении противника и докладов лазутчиков, размещении бойцов в форштадте, а порой и сопровождении колонн на вверенных форту участках дороги.
Наиб Шамиля Мухаммад-Амин
В том году Серебряков вёл поход против наиба (заместитель, своего рода правая рука) самого Шамиля – Мухаммада-Амина, посланного «начальством» для создания объединенных войск на черкесской территории. Наиб отчасти справился с задачей, создав отряды «мутазигов», то есть конных стражников. Но в мгновенье ока служение в конной страже стала обязанностью для черкесского населения. Наиб, утверждённый турками в качестве «наместника Черкессии», ввёл штрафы за торговлю с русскими, изгнал часть натухайцев с Кубани, чтобы русские не «чернили», так сказать, их разум, ввёл шариат и периодически сбрасывал «осуждённых» в каньон Хаджохской теснины (Майкопский район Адыгеи). Не плошали и сами мутазиги, довольно скоро ощутившие себя некими «опричниками», наделёнными несоизмеримо большими правами, нежели простые горцы.
Естественно, некоторым черкесам подобное поведение «турецкого» ставленника не понравилось. Поэтому информация стекалась не только от лазутчиков, но и от простых людей, желавших селиться в безопасных местах, подальше от поборов протурецких властей. Центрами стечения подобной информации и становились русские укрепления. А в таких вопросах офицерам фортов следовало быть и дипломатом, и своего рода разведчиком, и… конспиратором – немало было и лазутчиков наиба.
Долина реки Адагум
В первых днях февраля экспедиция Серебрякова благополучно отбыла из укрепления, углубляясь в земли черкесов. Снова Лазарь Маркович вернётся в форт Раевский уже в конце года в декабре, ведя за собой 5 батальонов пехоты, полторы сотни кавалерии при 11 орудиях. На этот раз встреча была недолгой. Серебряков провёл войска по верховьям Баканского ущелья и долины реки Адагум, чтобы прибыть в Новороссийское укрепление.
1/4-пудовый (122 мм) горный единорог
На Кавказе в тяжелейших условиях ковался характер, но, как это иногда бывает, так случалось далеко не с каждым. Некоторых тяжёлые условия ломали. Так, в опубликованных архивных материалах Новороссийского музея присутствует документ от февраля 1854 года от коменданта форта Раевский штабс-капитана Мачуговского:
О чём я доложил начальнику первого отделения Черноморской береговой линии 20 февраля. Лес этот находился от крепости на расстоянии пушечного выстрела, но подпоручик Погановский, явившись ко мне, начал кричать, что я назначаю его с малым числом людей в опасное место, собственно для того, чтобы отдать его на жертву горцам.
В то же время подпоручик Коваленко по моему приказу отправился с конвоем для выполнения задания. Рапорт и все материалы по делу Погановского направлены на рассмотрение командира первого батальона подполковника, кавалера Сусловского, с дальнейшим рассмотрением начальником первого отделения Черноморской береговой линии генерал-майором Дебу.
Подобное малодушие, проявленное подпоручиком Погановским, возможно, более ярко иллюстрирует всю опасность боевой службы форта Раевского.
Но, увы, все лишения наших гарнизонов не были вознаграждены по достоинству. Разразившаяся Крымская война, столь «неожиданная» для столицы, была для «черноморцев» если не очевидна, то ожидаема. Турецкие, французские, британские и польские провокаторы, шпионы и «волонтёры» сновали по всему Кавказу, о чём неоднократно сообщалось в столицу. А о почти открытой контрабанде оружия знали и без докладов. Знали и о провокациях, цели которых было разжечь войну, дабы оттеснить Россию с Чёрного моря. При этом Черноморская береговая линия была со стороны моря укреплена из рук вон слабо.
Цемесская бухта (вид с гор)
28 февраля 1855 года в Цемесскую бухту Новороссийска вошла неприятельская эскадра в составе 5 французских и английских боевых кораблей. Генерал-майор Александр Осипович Дебу, прекрасно зная о беззащитности города со стороны моря, эвакуировал всех мирных жителей, а всех мужчин мобилизовал, ожидая десанта. Но вплоть до 1 марта продолжалась бомбардировка Новороссийска. При этом, несмотря на чудовищные разрушения, неприятельская эскадра так и не осмелилась высадить десант для штурма города.
Всё это время местных черкесов подстрекали начать крупномасштабную войну против русских. В сложившейся ситуации блокады со стороны моря на гарнизон форта Раевского полностью легла задача контроля над последним путём сообщения с континентальной частью России. Форт Раевского обеспечивал коммуникацию между Новороссийском и Анапой.
В начале мая было принято решение оставить город. 15 мая 1855 года войска генерал-майора Дебу начали взрывать все оставшиеся здания и укрепления. Гарнизон и жители Новороссийска печальным маршем отходили к Анапе. Именно этот горестный марш и снимет с форта Раевский его гарнизон раз и навсегда. Увы, более сведений о восстановлении форта не было.
Сейчас память о тех событиях сохранилась, так сказать, на местности отчасти в названиях станиц. Западнее форта Раевского расположилась станица, названная в честь Николая Николаевича Раевского. Шестью километрам севернее Раевки, как её называют местные, стоит станица Натухаевская – дань памяти племенам черкесов.
В заключительной части мы попытаемся выяснить на месте, что осталось от забытого и заброшенного укрепления, кроме крохотной гранитной стелы с датой основания форта, которую относительно недавно установили на месте форта кубанские казаки.
Свежие комментарии