День оружейника: русское оружие как синоним качества и надёжности

Тула, Ижевск, Ковров, Нижний Тагил, Казань. Этот список городов России, в которых создавалось и продолжает создаваться русское оружие, можно продолжать ещё долго. Оружейные традиции в нашей стране богаты и многогранны, при этом создаваемые вооружения отлично известны далеко за пределами России.  




Производимые нашими оружейниками образцы входят в число наиболее эффективных и надёжных: от автомата Калашникова до зенитных ракетных комплексов, от систем радиоэлектронной борьбы до истребителей и стратегических ракетоносцев.

Сегодня наша страна отмечает праздник всех тех, кто своим умом и своими руками создаёт настоящий щит Отечества, формирует оружейные тенденции, не просто выдерживает, но и выигрывает конкуренцию у зарубежных производителей. 

Сегодня – День оружейника. А дата 19 сентября под этот праздник выбрана в связи с тем, что в Русской православной церкви этот день является днём почитания покровителя небесного воинства – архангела Михаила.

Помимо того, что наши оружейники куют щит Отечества, они позволяют реализовать и мощный экспортный потенциал. За последние несколько лет экспортный портфель заказов российского оружия и военной техники вышел на рекордный уровень. В 2019 году он составляет около 55 млрд долларов. Именно на такую сумму подписаны контракты по поставкам вооружения за рубеж.

При этом экспортный вопрос продолжает оставаться весьма спорным. С одной стороны, нужно обеспечить новейшим оружием и техникой собственные Вооружённые силы, с другой стороны Россия успела угодить в крепкие объятия рыночной экономики. А её законы (говорят, что они у неё всё-таки имеются и даже иногда выполняются) диктуют необходимость продавать даже то, чем порой не обеспечены на 100% сами. Причина в том, что предприятиям отечественной оборонки нужны финансовые средства, а федеральному бюджету – стабильный доход, причём чем больше, тем лучше. Поэтому предпринимаются попытки по поиску золотой середины: когда продать то, что хотелось бы в достаточном количестве самим, чтобы одновременно с этим не оказаться в военном плане позади тех, кому своё пахнущее краской и едва сошедшее с конвейера продаём. 

Поиски золотой середины в данном случае, бесспорно, трудны. Одни покупатели просят у России кредит на покупку российской же техники. И получают. Другие кредитов не просят, но очень уж любят танцевать вокруг да около контрактов, свои подписи зачастую ставя уже тогда, когда от этих танцев рябит в глазах и голова идёт кругом. Третьи купить хотят, но опасаются того, что эта покупка может не прийтись по душе «главному партнёру».

Но только это уже совсем другая история. И касается она в первую очередь отправляемой политики. А наши оружейники честно и профессионально продолжают делать своё дело, многого не просят – главное, чтобы государство о них не забывало даже в тех случаях, когда законы рыночной экономики предполагают обратное. Потому всех оружейников России - с праздником! Без вас не существовало бы, простите за иностранное словцо, бренда - "русское оружие" как синонима качества и надёжности.

 

Продолжение 6.

РАЗМЫТЫЙ СЛЕД. Карпов В. (Басой)

Часть четвертая

Борьба за жизнь

На зимних каникулах 1932 -1933 учебного года Гурия послали на краевые курсы хозяйственного актива. И, когда он гулял по городу после утомительных лекций о темпах и достижениях коллективизации и индустриализации, к нему подошла Тая.

Просто так подошла и взяла под руку, как будто расстались они только вчера, а не одиннадцать лет назад. Они долго бродили по осеннему парку и молчали.

Первой нарушила молчание женщина:

- Знаешь, Гура, я выхожу замуж за Чаплыгина, правда он пока об этом ещё не знает.

- Вполне правильное решение. Хлопцу нужна семья, ему уже одиннадцать, а рядом только престарелая тётка.

- К тому же матрос любит тебя до сих пор и все это время в связях с другими женщинами, в отличие от меня, замечен не был, - быстро откликнулся он.

Тая улыбнулась:

- Ну, тебя тоже в твоём коллективе «букой» считают, так что сильно не наговаривай на себя.

- Уже успела проверить, что и как? – усмехнулся Гурий.

- А как же! У меня теперь не только женское чутьё, но и профессиональная привычка выработалась – всё проверять и перепроверять, хотя со вчерашнего дня выведена в резерв и направлена на партийную работу в наш уезд. Так что будем недалеко друг от друга. И, немного помолчав, глухо добавила:

- Рядом, но не вместе, я не могу рисковать сыном. Мои бывшие коллеги до сих пор ищут убийц Кандыбы и, кажется, вышли на след вашей организации. Правда, как я поняла, след слишком размыт и почти не просматривается. Тем не менее, передай Богатырёву, чтобы срочно уходил, по всей вероятности он под наблюдением, да и сам замри – никаких связей и действий. Помолчав, добавила:

- Это я отдаю вам старый херсонский долг, а на большее не рассчитывайте.

И, улыбнувшись, велела: - Ну, хватит мёрзнуть, пойдём в гостиницу, у меня номер на трое суток забронирован – там и договорим, как нам быть дальше. И он покорно пошёл за ней.

По приезду домой Гурий недолго находился в прострации от встречи с Таей. В школе не ладилось. В холодных помещениях сидели полуголодные дети – куда уж там до учёбы. Пришлось младшие классы свести вместе в учебные группы и рассредоточить их в небольших помещениях, лучше прогреваемых многоходовыми печами - голландками. При этом нужно было перекраивать расписание и заново перераспределять нагрузку между учителями. Естественно, без препирательств не обошлось. Причём возмущались, в основном, молодые, уже советской закваски учителя, а бывшие выпускницы гимназий скромно помалкивали. Неожиданно Гурий получил поддержку от нового секретаря комсомольской организации Саламатиной Катерины, которая на совещании при директоре встала и решительно заявила:

- В Советской школе всё должно делаться «во» и «на» благо детей, а личные неудобства и прочие издержки нужно держать при себе и не мешать дирекции организовывать работу в столь сложный для страны час.

Только наладили по - новому работу, как отогревавшиеся ко второму уроку, дети стали падать в голодные обмороки. Пришлось сократить уроки до получаса и организовывать после первого урока питание. Это директрисе оказалось не под силу, ей целый месяц всё обещали решить вопрос, но безрезультатно. Пришлось это брать Гурию на себя и протаптывать дорожку в снегу между райисполкомом и райкомом партии, где с ним, поначалу, не хотели и разговаривать, но организованный им звонок из Крайисполкома помог смягчиться райисполкомовским товарищам.

В конце концов, удалось решить и это, и из рыбкооповской столовки стали подвозить 200 маленьких булочек из ржаной муки, чай же, с листьями чёрной смородины, кипятили на месте, добавляя в него немного мёда. Учителям же стали выдавать талоны на обед в железнодорожном буфете. Здесь постаралась директриса, которая была знакома с начальником станции Екатеринославской железной дороги ещё по прошлой жизни.

Школа имела пасеку, которая была хорошим подспорьем в решении многих дел. За ней ухаживал сторож – безродный 60- летний старик, живший при школе в сторожке. В Гражданскую он потерял всю свою семью, получил контузию, был глуховат и молчалив. К взрослым старик относился настороженно, а к детям был добр, особенно к хлопцам. Любил наблюдать за их кулачными потасовками, иногда вмешивался и разнимал драчунов, когда дело доходило до крови. Поговаривали, что пасека была последним его имуществом, не сгоревшим в горниле Гражданской войны. Подворье его в былые времена находилось где - то вверх по Дону: то ли на Лугани, то ли на Хопре, но всё пошло прахом во время Вёшинского восстания. Осталась только пасека, содержавшаяся отдельно на отшибе. Как перевёз её старик в Приазовье и пристроил в школу, оставалось загадкой.

С этой, теперь уже школьной пасекой, случилась целая история: её хотели передать в ближайший колхоз. Директриса было и согласилась, но только что получивший назначение заведующим учебной частью Вахромеев, воспротивился этому и смог доказать руководящим товарищам, что это – «учебно - наглядное пособие», предназначенное для уроков сельскохозяйственного труда и биологии. Более того он, под эту сурдинку, потребовал обеспечить школу и гужевым транспортом. Товарищи вынуждены были согласиться и с этим.

Получив нужную бумажку, Гурий отдал её старику - сторожу. Тот тут же припожаловал в конюшню ближайшего колхоза с уздечкой в руках и сам выбрал молодую кобылку - трёхлетку по райисполкомовской разнарядке. Сняв со стены сарая хомут с упряжью, впряг её в приглянувшуюся подводу, и отбыл восвояси, попутно вытянув от души кнутом завхоза. Тот, бегая вокруг выезжающей из хозяйственного двора повозки, орал, брызгая слюной, что в бумажке о подводе и упряжи ничего не сказано и норовил взять лошадку под уздцы. Но получив хлёсткий удар пониже спины, метнулся в контору жаловаться председателю. Но тот дело замял, заявив:

- У тебя, Ерофеич, конский инвентарь всю прошлую зиму под снегом и дождём прополоскался, и в эту зиму, видно, то же самое ожидается. А у них в бывшей железнодорожной слесарне, которая школе отдана, крыша под железом и стены кирпичные в полметра толщиной, там хучь што размещай, так што замолчь и займись делом, а задницу твою хай жинка подорожником или лопухом заткнёт и через пару дней будет как новая. И, подмигнув молодой бухгалтерше, заржал, не хуже той кобылки, которую завхоз так не хотел отдавать школе. На этом всё дело и кончилось.

Прошло немного времени после этого случая и Игнат - сторож как- то подошёл к Гурию и глухо просипел:

- Спасибо, ваше благородие, за пасеку - отстояли, а за кобылку вам особая благодарность, ить казаку без коня…. И замолк, невольно прикрыв рот рукой, поняв, что проговорился.

Гурий, от услышанного, вздрогнул и весь напрягся, а старик, озернувшись по сторонам, добавил:

- Извиняйте, Григорий Петрович, оговорился», - и, вдруг решившись, продолжил, - ить я тожить в сотне в подхорунжиях ходил и в Вёшинском восстании участвовал, посему сюды из родных мест и подался, так што располагайте мною, ежели потребуется когда.

Гурий согласно кивнул и посмотрел прямо в тёмные, как омут, глаза старика, но тот взгляда не отвёл, и даже как- то весь подобрался и выпрямился.

- Да нет, Игнатий Сидорович, проиграно, на данный момент, всё. Разве што когда потом, – тихо ответил он.

После этого случая Гурий стал более тщательно просчитывать все свои шаги. Ведь старик, каким- то внутренним чутьем, выработанным за долгие годы службы, распознал в нём офицера. - Значит, может найтись кто- то ещё, такой же прозорливый и наблюдательный, только уже не свой,- сделал вывод он.

Наступило Рождество 1933 года. Но праздничного настроения не чувствовалось среди жителей Приазовья. Голод был на пороге многих куреней и хат. Ещё осенью текущего года пришла дополнительная развёрстка на хлеб, и чтобы её выполнить пришлось колхозам, ещё как следует не ставшим на ноги, сдавать всё зерно под метлу. Иначе можно было оказаться в чёрных списках. И «не дай Бог» было туда попасть. Село окружалось отрядом ОГПУ или армейской частью и производилась полная реквизиция у населения всего съестного, причём не разбирались: колхозник ты или единоличник. Подвоз круп и прочего съестного в магазин сельпо также прекращался, а на близлежащий базар жителей не пропускали. Особенно тяжело, как физически, так и морально, переживали этот, искусственно созданный партией большевиков голод, бывшие бойцы Красной Армии и ЧОНА. Демобилизовавшись в начале двадцатых годов, многие из них с головой окунулись в хозяйство и, уже к 30 году, стали жить безбедно. Но партия объявила коллективизацию сельского хозяйства, породив большие сомнения в головах бывших красных бойцов.

- А на той ли стороне я воевал? А не прав ли был батька, до последнего отстаивавший атаманскую власть, - думалось тогда многим. Но после драки кулаками не машут и, подавив свои сомнения, бывший красный воин брал в руки налыгач и отводил быков на общий баз. Туда же перекочевывали и пара коров с жерёбой кобылкой, а потом и весь инвентарь с упряжью. И казалось, смирился за два года человек, пережил унижения, всячески успокаивая себя: ить не я один такой, вон соседи, Иван с Петром, тожить воевали за новую власть, и тожить всё в колхоз отдали.

 

Немецкий писатель: «Если бы мы тогда послушали русских…»