Всего на 100 тысяч меньше
В минувшую субботу министры энергетики стран ОПЕК+ договорились о том, чтобы продлить как минимум до конца июля соглашения о сокращении добычи нефти. При этом уровень сокращения в 9,7 млн. баррелей в сутки снижен до 9,6 млн., что важно прежде всего в психологическом плане. Очень важно подтвердить позитивный тренд, хотя большинство резервных нефтехранилищ по всему миру находятся на пороге переполнения.
Несмотря на то, что российский министр энергетики Александр Новак допустил возможность досрочного завершения сделки, реальных причин для этого сейчас очень мало. В этом уверены как Константин Симонов, проректор Финансового университета при правительстве РФ, так и традиционно оппонирующий ему директор Центра энергетических исследований Института проблем ценообразования и регулирования естественных монополий НИУ ВШЭ Вячеслав Кулагин.
В понедельник на онлайн-конференции в МИА «Россия сегодня» эксперты прокомментировали договорённости ОПЕК+ от 6 июня. Главное, по оценкам экспертов, что в условиях сформировавшегося надолго превышения предложения над спросом само по себе соглашение остаётся выгодным практически для всех его участников.
Однако оснований для долгосрочного оптимизма пока ещё мало, считает К. Симонов. Снижение общемирового уровня добычи на 9,6 или 9,7 млн.. баррелей в сутки не остаётся бумажным только благодаря тому, что невыбранные квоты таких стран, как Ирак, Нигерия, Ангола и Казахстан, оперативно закрывают Саудовская Аравия и её региональные союзники.
В то же время падение добычи сланцевой нефти, напрямую связанное с падением цен на углеводороды, помогает нивелировать ещё и мексиканский фактор. Напомним, в начале апреля ныне действующие квоты из соглашения ОПЕК сразу с несколькими плюсами принимались не только членами этого альянса, но и всеми нефтедобывающими странами.
Тогда именно трудности со сланцем помогли президенту США сделать красивый жест. При заключении соглашения ОПЕК+ США, точнее, лично Дональд Трамп, эффектно взял на себя квоту, которую не хотела принимать Мексика. Позднее американский президент разъяснил, что принял на редкость оперативное решение прежде всего потому, что его выполнение диктовала сама жизнь. Конкретно имелось в виду закрытие ряда сланцевых месторождений из-за резкого падения рентабельности, которое в любом случае вело к существенному снижению уровней добычи в США.
Вскоре американский лидер не постеснялся на своей страничке в Twitter расширить это пояснение:
«Если кому-то хочется считать, что сокращение добычи в США – это доля Мексики в сделке ОПЕК+, пусть так и считает».
Характерно, что свою щедрость Дональд Трамп продемонстрировал в те дни, когда США впервые за последние годы, если не за всю историю, вышли в лидеры по уровням добычи нефти, достигшим 13 млн. баррелей в сутки.
Баррели и джентльмены
Практически все соглашения ОПЕК о снижении квот добычи традиционно не носят обязательного характера, в связи с чем Вячеслав Кулагин даже назвал их «джентльменскими». Он напомнил, что сделки в формате ОПЕК+ позволяют их участникам не только в любой момент выходить из них, причём делать это на основании не мировой конъюнктуры, а внутреннего мониторинга по отрасли.
При этом, даже не выходя из самого ОПЕК и из последней сделки, ряд стран продолжают выбрасывать на рынки излишки экспортной нефти. На венской встрече в субботу едва ли не впервые в истории картеля были прямо названы, причём с приведением нелицеприятной статистики, сразу четыре страны, которые не придерживаются принятых на себя обязательств.
Первым попал под обструкцию коллег по нефтедобыче Ирак, для которого 30-процентное недовыполнение плана по квоте обернулось возможностью выставить на рынки до 1 млн. баррелей в сутки. Нигерия с её куда более солидными масштабами общей добычи нефти не выбрала квоту снижения на 24%, чуть менее внушительные показатели у Анголы и Казахстана.
Россия в список нарушителей не попала, несмотря на то, что в мае не смогла полностью вписаться в оговоренную квоту. Как отметил В. Кулагин, нам сделали послабление с учётом сложностей с выводом скважин из эксплуатации и в расчёте на июньскую компенсацию. Россия в настоящее время выходит на уровень ежесуточной добычи около 8,5 млн. баррелей, что при сравнении с мартовскими 11,3-11,5 млн. даёт почти 20-процентное снижение.
Достижение уже в июне максимального уровня снижения, который подписала наша страна, сохраняет для нас неплохие возможности возвращения, считает К. Симонов, он напомнил, что с июля месяца суммарные квоты снижения в сделке ОПЕК+ планируется снизить с 9,7 до 7,7 млн. баррелей, а начиная с 2021 года – до 5,8 млн., а, возможно, и больше.
Шейх сказал, шейх сделал
Неустойчивость нефтяного рынка особенно ощутима в совокупности с тем, что зачастую практически непредсказуемы решения правящего семейства в Саудовской Аравии. Имея куда более комфортные по сравнению с той же Россией условия для манипулирования уровнями добычи, шейхи из Эр-Рияда безуспешно попытались потеснить её с рынка за счёт беспрецедентного демпинга.
Однако и они не лишены приверженности данному слову и в настоящее время сделали практически всё, от них зависящее, для того, чтобы последнее соглашение ОПЕК+ не превратилось в бумажную формальность. Так, уровень квот снижения, которых на данный момент придерживается Саудовская Аравия, достиг уже 4,4 млн. баррелей. Ближайшие союзники Эр-Рияда по нефтяному картелю, Оман, ОАЭ, Кувейт и Бахрейн, приняли на себя суммарную квоту в 1,2 млн. баррелей.
Саудовские принцы, похоже, очень сильно обожгись на игре в демпинг и сейчас учитывают падение мирового спроса на нефть сразу на 19,9 млн. баррелей. Не могут они не учитывать и то, что ещё до пандемии переизбыток добывающих отраслей по миру достигал 2-3 млн. баррелей.
При этом в Эр-Рияде вряд ли кого-то может интересовать тот факт, что Россия законодательно установила для себя бюджетное правило, в котором обозначена цена отсечения для отчислений в резервные фонды. Она, как известно, равна 42,5 долл. за баррель. Однако Константин Симонов вообще назвал «фактор шейхов» в числе главных, которые сейчас формируют конъюнктуру рынка.
Помимо шейхов, сказывается недисциплинированность Нигерии, которую пока удаётся сглаживать за счёт других стран и простого падения производства в США. Зато позитивно начинают влиять тенденции повышения спроса, связанные с восстановлением жизнедеятельности после вынужденного карантина.
В принципе, эксперты считают, что непредсказуемость шейхов никуда не делась. Им надо будет быть благодарными, как только они перестанут делать секрет из условий масштабных фьючерсных контрактов, что имело место весной. Однако объявление июльских цен пока в очередной раз затягивается.
Сделка жива, сделка будет жить
В марте-апреле нефтедобывающие страны успели почувствовать на себе, что такое жить вообще без сделки. Скорее всего, именно это стало причиной оперативного примирения с Россией, а также с Казахстаном и рядом менее значительных участников сделки. Этим странам было не столько позволено сохранить лицо, сколько дано понять, что выталкивать за скобки «нефтяного клуба» из-за одного кризиса, пусть и такого сильного, их никто не планирует.
После нескольких лет непростого партнёрства в ОПЕК, похоже, поняли, что сугубо локальными, можно сказать, клубными решениями, в наше время много уже не добиться. Тем более что к ОПЕК явно не планируют присоединяться две державы из большого «нефтяного трио» — Россия и США. Пока же очень трудно прогнозировать, как отразится на российской нефтяной отрасли почти 20-процентное сокращение добычи, причём очень затяжное.
Сам по себе факт продления сделки ОПЕК+ до конца июля, по мнению экспертов, надо рассматривать как позитив, несмотря на то, что соглашение остаётся очень неустойчивым.
Многие страны, в том числе и восстанавливающийся Китай, сейчас стремятся использовать удачную конъюнктуру для того, чтобы заполнить по максимуму нефтехранилища. При скачке спроса их можно будет использовать не только на нужды снова растущей экономики, но и для реализации на рынке.
Однако чрезмерное заполнение хранилищ ведёт к тому, что у нефтетрейдеров оказываются связаны руки из-за отсутствия своеобразного ценового демпфера. Изъятие с рынка избыточных объёмов сырья всегда было удобным приёмом для манипулирования ценами, чаще всего – для поддержания котировок.
Между тем сильный рост нефтяных котировок, который нельзя исключать в случае быстрого восстановления ведущих экономик мира, таит в себе и некоторую опасность. Причём опасность для тех стран, в которых нефтедобыча остаётся базовой отраслью. Дело в том, что высокие нефтяные цены сразу повышают рентабельность американских сланцевых проектов, перезапуск которых не является уж очень большой проблемой.
В таком случае именно сланец может в итоге превратиться в подобие всемирного отраслевого диктатора. Нечто подобное американцы не прочь провернуть и с СПГ (сжиженным природным газом), но нельзя забывать, что его себестоимость ещё очень долго будет намного выше, чем у трубопроводного газа.
Югославия.net. Спорное наследство маршала Тито
Руки прочь от Ядрана
11 июня 1980-го, уже через месяц после кончины маршала Иосипа Броз Тито, прозвучал первый звонок о подготовке Югославии к распаду. Руководство Союза коммунистов Хорватии в тот день предложило коммунистическому Союзу уже всей Югославии обсудить вопросы расширения политических и экономических прав всех республик пока ещё единой страны.
Речь шла об учреждения отдельных республиканских консульств и торгпредств за рубежом, а также о возможности обсудить вопрос о предоставлении Косово статуса республики. Последнее стало для Белграда настоящим шоком. И эти инициативы Загреба не были сугубо хорватскими, их фактически "поручили" Хорватии руководители Боснии и Герцеговины и полукриминальные косовско-албанские группировки.
Здание Скупщины в Белграде
В Белграде вскоре созвали соответствующее совещание, но участвующие в его работе власти СФРЮ тянули время, пытаясь "замотать" те вопросы во всевозможных дискуссиях и уточнениях правовых вопросов. На совещание не было решено ничего конкретного, но стимул к расширению национал-сепаратизма неожиданно оказался очень мощным. (подробнее см. «После Тито был потоп. Тяжёлое наследие хозяина Югославии»).
Однако на этом совещании практически не обсуждались, к примеру, давние претензии властей Боснии и Герцеговины на часть побережья Адриатики (Ядрана). На протяжении 70-х и начала 80-х годов из Сараево регулярно, но безуспешно требовали у Белграда изменить в пользу Боснии и Герцеговины непропорционально обширную территорию адриатического побережья Хорватии, которая фактически блокировала от моря соседнюю республику.
Исторически сложилось так, что еще с времён владычества Габсбургов у Боснии и Герцеговины был выход к Адриатике на протяжении всего лишь 20 км, который, однако «упирался» в хорватские острова и полуострова. В ответ на требования боснийского руководства власти в Загребе, столице Хорватии, прямо угрожали выходом из СФРЮ, чего явно опасались в Белграде. Под угрозой хорватского сепаратизма территориальные претензии Боснии и Герцеговины к Загребу регулярно отвергались.
На карте 1879 года виден не только 20-километровый участок боснийского берега, но и оккупированное австрийцами черногорское побережье
Наследство распавшейся империи Габсбургов оказалось таким, что свыше 80% всего адриатического побережья королевской и послевоенной Югославии оказалось в составе Хорватии. Её не без труда слегка урезали в пользу Словении – к северу от полуострова Истрия, а также Черногории, неизменно лояльной к Сербии и Белграду как центру единой Югославии. Сербия и Черногория попытались отобрать у хорватов и Дубровник (древнюю Рагузу), населённый в основном отнюдь не хорватами, но успеха не добились.
Хорватское адриатическое побережье неизменно привлекало Запад, причём не только с точки зрения туризма. Оно впоследствии оказалось очень «удобным» и на предмет прямого военного вмешательства в Югославии. К тому же "прибрежный" фактор позволил Загребу в 1990-1991 гг. блокировать внешнеторговые перевозки распадавшейся СФРЮ, ибо свыше 80% морских и около трети речных портовых мощностей страны расположено опять же в Хорватии.
Загреб – не Белград
Сербия не желала признавать турецкого господства, традиционно тяготела к России, а летом 1914 года бесстрашно ввязалась в схватку с огромной Австро-Венгерской империей. В состав которой тогда входили Хорватия и даже Босния с Герцеговиной, аннексированные Веной всего за несколько лет до мировой войны. Для официального Белграда, монархического или же социалистического, всегда были характерны центростремительные тенденции.
А вот Загреб традиционно смотрел, да и теперь смотрит в основном на Запад, причём весьма агрессивно отстаивает свои особые позиции не только в регионе, но даже и в единой Европе. Так что вряд ли стоит удивляться, что именно Хорватия по целому ряду причин оказалась в буквальном смысле, главным "застрельщиком" распада Югославии (подробнее см. «Когда ушёл Тито. Наследство и наследники»).
Наиболее демонстративно хорватский сепаратизм поддерживали Германия и Ватикан. Последнее вполне понятно с учётом того, что в четырёхмиллионной Хорватии 86% верующих – католики, причём такие же ортодоксальные, как, например, поляки. Характерна в этой связи точка зрения Петра Фролова, советника-посланника Российской Федерации в Боснии и Герцеговине в 2015-18 гг.:
"На ранних этапах кризиса в Югославии обозначилась необычно жёсткая линия объединенной Германии, склонившей остальные страны ЕС к признанию Хорватии и Словении в качестве независимых государств. Ведущие страны Европы, включая и Ватикан, сплотились для поддержки своих единоверцев. Нисколько не заботясь при этом о возможности разрастания конфликта".
П. Фролов обратил особое внимание на тот факт, что параллельно с поддержкой католиков «своё» ухитрились получить и «правоверные» совсем иного толка:
"…некоторые исламские государства начали оказание финансовой и военной помощи боснийским мусульманам. Так, Иран поставлял в Боснию оружие; ливанские группировки приступили к переброске в Боснию своих боевиков. К концу 1992 года Саудовская Аравия финансировала снабжение боснийских мусульман оружием и продовольствием. Необходимо отметить, что такую же помощь получали боснийские хорваты со стороны Германии".
Сносить мечети в старинном боснийском Мостаре никому не пришло бы в голову
Согласитесь, показательно, как «удалённые» мусульмане Боснии простимулировали совершенно немыслимую, на взгляд прямолинейных западных политиков, смычку Тегерана и Эр-Рияда. В целом разношерстной, зато дееспособной антиюгославской коалиции в каком-то смысле можно даже позавидовать...
Интересно, как оценивал хорватские претензии на самостоятельность авторитетный сербский политик Добривое Видич, которого И. Б. Тито считал то ли соперником, то ли потенциальным преемником. Д. Видич дважды был послом Югославии в СССР, потом возглавлял Скупщину – парламент единой СФРЮ, и не раз предупреждал стареющего «хозяина Югославии» об опасности хорватского сепаратизма. Уже после смерти маршала Тито он писал:
«Поддержка хорватских националистов в самой Югославии на Западе усилилась с начала 70-х, когда по темпам экономического роста она стала лидером в СФРЮ, удерживая лидерство вплоть до распада страны. На Западе посчитали, что Хорватия экономически готова к выходу из СФРЮ. Такая роль Хорватии проистекала также из того, что западные инвестиции шли, в основном, в Хорватию, а белградские власти организовывали потоки дотаций и капиталовложений, в основном, тоже в Хорватию».
Это, на взгляд Видича, было среди прочего обусловлено и тем, что сам Иосип Броз Тито был по национальности хорватом, хотя и строил единую страну, опираясь прежде всего на Сербию и сербов во всех югославских республиках. Как-либо менять специфический национальный расклад пришедшие к власти «интернационалисты» либо не решались, либо просто не хотели. Не исключено, как считал Видич, что это случилось «в силу резко усилившегося хорватского сепаратизма, всё активнее проявлявшегося вскоре после Тито и властями Хорватии».
Последний рейс Биедича
В завершение важная, но малоизвестная деталь: 18 января 1977 г. на белградском аэродроме Батайница маршала Иосипа Броз Тито, начинавшего свой последний визит в Ливию, провожали Джемал Биедич с супругой. Боснийский коммунист Биедич был на тот момент не только главой единого югославского органа власти — Союзного Вече, но и председателем Скупщины, а также неформальным лидером Союза коммунистов Югославии. Тито благополучно отбыл в гости к полковнику Каддафи, а супруги Биедич отправились домой, в Сараево, на самолёте Learjet 25.
На таком Learjet 25 разбился, быть может, лучший наследник Тито
Этот рейс оборвался катастрофой: небольшой лайнер бизнес-класса внезапно врезался в гору Инац на северо-востоке Боснии. Погибли Джемал Биедич и его жена Разия, коллеги по работе Зийо Аликалфич и Смайо Хрла, пилоты Стеван Лека и Мурат Ханич. По официальной версии, причиной катастрофы стали погодные условия, но сразу распространились слухи и версии насчёт «организованной» катастрофы.
Домыслы изрядно подогревались тем, что Дж. Биедич, босняк родом из Герцеговины, не поддерживал ни местных, ни хорватских, ни албано-косовских сепаратистов. К тому же в руководстве СФРЮ он курировал взаимоотношения федеративной республики с Албанией – не только сталинистской, но и откровенно антититовской.
Биедичу удавалось почти невозможное — не доводить противоречия до обострения. Именно его политическая активность способствовала в середине 70-х годов развитию транспортных и общеэкономических связей между обеими странами. По тем же версиям, к катастрофе вполне могла быть причастна подпольная исламо-экстремистская группировка небезызвестного Алии Изетбеговича.
С середины 70-х годов она действовала и на боснийских землях и далеко за их пределами, например, в Косово. Её руководитель, босняк и ультраисламист покруче деятелей «Аль-Каиды» (запрещена в России), встал во главе Боснии и Герцеговины уже позже — с 1991 по 1996 годы.
Свежие комментарии