Я НАЕЛАСЬ ТОКСИЧНОСТИ СТОЛОВЫМИ ЛОЖКАМИ
О том, что я толстая и неухоженная, я помнила лет с двенадцати. «Такая красивая девка и так о себе не заботится!» — возмущалась мама. С каждым годом родителям становилось все тяжелее: сначала я стала носить очки, а потом, о ужас, подстриглась. «Ты знаешь, папа гуглил, как называется болезнь, когда человек себя сознательно уродует, — доверительно сообщила мама мне и моему новому каре.
— Не нашел».Болезнь называется селфхарм. Но это не единственное страшное слово, которое я почему-то знаю. Лучше бы в моем лексиконе поселились названия экзотических растений или термины из литературоведения. Но, увы, порой не ты выбираешь дискурс, а дискурс выбирает тебя.
Со мной всегда было что-то не так. Кто натер ногу во время семейного путешествия в Египет и теперь ноет, что ему жарко и больно? Здравствуйте, это я. Кто из двадцати восьмиклассников потерял шапку в автобусе? Это тоже я. Кто упал в обморок перед ЕГЭ? И это я. Кто совершает какие-то непоправимые ошибки каждый день и срочно нуждается в воспитательном окрике? Удивительно: снова я.
Если бы меня попросили составить список житейских мудростей, которые я почерпнула от старших, я бы написала следующее кривым (тоже повод для негодования) почерком:
1. Четверки получают только дебилы и моральные уроды.
2. Плачут только дебилы и моральные уроды.
3. Любое нейтральное или негативное выражение лица расценивается как неблагодарность, присущая только дебилам и моральным уродам.
4. Сначала добейся, получи Нобелевскую премию, купи родителям домик у моря, а потом уже выражай свое мнение. Впустую ноют только дебилы и моральные уроды.
И так далее до бесконечности. Дебил-дебил, я Моральный урод. Прием-прием. Пшшшшш. Как слышно?
Ощущение своей ненормальности, как это обычно и происходит, преследовало меня с подросткового возраста. Классические формулировки в духе «все дети как дети, а ты» и «не ребенок, а наказание» варьировались оригинальным: «Ты прочувствовала свою вину?». Это был восхитительный ритуал: у меня отнимали телефон или компьютер, если я плохо улыбнулась при встрече или совершила иное подобное преступление, и получить вещь обратно можно было только после публичного покаяния. Я выходила в центр спальни и произносила торжественную речь примерно такого содержания: «Дорогие мама и папа! Простите меня! Я неблагодарная свинья!». А если в моем голосе было мало правдоподобия, меня выставляли за дверь подумать еще. Покаянная практика сопровождалась вопросом: «Ну что, дурь прошла?». Спустя десять или сколько там лет могу откровенно признать, что нет, не прошла. Моя дурь навеки со мной. И я люблю ее нежно и трепетно.
Из меня воспитывали сверхчеловека: чтение с двух лет, с трех — английский, в шесть — в школу, а олимпиад — по восемь в год стабильно. Класса до девятого проблем со мной не было: ну, порыдаю где-то в углу, потом попрошу прощения, и все снова пойдет как надо: с поездками за границу, электрогитарой на день рождения и семейными застольями, на которых я демонстрировалась как чистейшей прелести чистейший образец — длинноволосое чудо природы, снова победившее всех на областном конкурсе чего-то там. Вопросом, как у меня дела, никто особенно не задавался, — какие могут быть дела у единственного чадушка, сверкающего свежим айфоном? Семейство дегустировало салаты, добродушно усмехаясь на мое желание поскорее вылезти из-за стола и усесться в другой комнате с наушниками. «Ничего, вырастет — поймет», — снисходительно неслось вслед.
Но в семнадцать годиков прорвало. Главная отличница гимназии отрезала белокурую гриву маникюрными ножницами и начала падать в обмороки. Падала со вкусом и везде: в метро, в школе и на улице. Падала дома, в маршрутке и в парке. Разумеется, общественность подобные перформансы не оценила: родители сказали, что дочь-псих им не очень нужна, а в школе отреагировали скомканно и маловыразительно. Получать пятерки я не перестала, а вот посещаемость начала клониться к нулю. Связываться с пьяными компаниями и всячески дебоширить было ниже моего победительского достоинства, и я занялась самым серьезным на тот момент делом: с головой ушла в философию, променяв физкультуру и общество на различие эйкона и эйдолона. Моими друзьями стали ученые: у одного из них я прочитала, что мир держится на волоске, и мы только чудом не погибаем. «Значит, то, как я живу — абсолютно нормально, — подумала я. — Ну и ладно — обнимем же бездну». Я стала спасаться литературой, сложной терминологией и смехом над самой собой. Как оказалось позднее, научиться не спасаться, а быть открытой и честной — еще более дерзкий вызов.
Вы спросите, где в этой истории были взрослые. Почему никто не спросил меня, где я бываю вместо уроков истории, почему никто не заметил, что я хожу трясущаяся и заплаканная. Не знаю. О чувствах говорить я не умела: умела писать сочинения в формате ЕГЭ, умела редактировать тексты, умела отличать трансцендентальное от трансцендентного, а «мне больно» от «мне грустно» — не очень. Знала, какой должна быть: веселой, активной, умной, красивой, интересной и сексуальной. Последнее особенно вызывало содрогания у какой-то еще сопротивляющейся части меня, краем мозга осознающей, что мамино желание нарядить пятнадцатилетнюю дочь во что-то обтягивающее довольно странно. Я огрызалась и куталась в пальто, которое мама называла бабкиным балахоном. Кроме сверхчеловека я должна была стать сверхженой: мудрой, расчетливой и соблазнительной одновременно. Меня учили, как нужно заигрывать и как нельзя вести себя в мужском обществе: не показывай ему, что ты умнее, но будь интересным собеседником. Улыбайся. Не делай кислую мину. Нам нужен кто-то особенный. Желательно миллионер.
Разумеется, первые мои отношения были с тощим очкастым мальчиком, с которым мы наперебой мечтали о коте и сыне по имени Евгений. Почему Евгений — не помню. Помню, что денег у него было ровно мне на шаверму. Мы лопали ее вдвоем на скамейке, а быть соблазнительной как-то не получалось.
Потом я уехала учиться, и началось самое интересное. Мне открылся мир людей, которые почему-то не стремились быть самыми лучшими: они просто ходили по всяким делам, готовили ужины и писали научные работы. Однажды я уронила в гостях вилку, и мне за это ничего не было. Список странных происшествий пополнялся день ото дня: то мне говорили, что у меня красивое платье (хотя мама считала, что оно тоже «как у бабки»), то спрашивали, какой у меня любимый сорт чая (обычно я пила тот, который покупали родители), а однажды сказали, что я какая-то слишком нервная, не случилось ли чего-нибудь. «В смысле? — удивилась я. — Все нормально со мной. Ты чего!».
Я не буду писать о дне, когда я впервые рассказала кому-то о своем детстве. Просто с той поры до меня дошло, что происходившее семнадцать лет трудно назвать нормальными родительско-детскими отношениями. Я до сих пор постоянно жду, что меня кто-то грубо поправит, перебьет и «поставит на место»: не зазнавайся, мол. Мне очень сложно говорить «я люблю тебя» без содрогания. Когда я рассказывала терапевтам подробности, они спрашивали, можно ли меня обнять. Я что-то бурчала сквозь зубы и пыталась не замечать своего распухшего от слез носа.
Я узнала, что такое эмоциональное насилие, панические атаки, нарциссическая травма и синдром дереализации-деперсонализации. А также невротическое «надо», отсутствие базового доверия к миру и низкий эмоциональный интеллект. Узнавать об этом было сложно, больно и достаточно дорого: отдавать по тысяче-две за сеанс в моем студенческом положении как-то не очень.
Разумеется, дома на мои психотерапевтические прозрения отреагировали бурным негодованием: такого количества именований моральным уродом и неблагодарной я не слышала с девятого класса, когда получила 41 балл по русскому языку вместо максимальных 42. Мне сказали, что я все придумала, я драматизирую, и вообще со мной по-прежнему все не так. О том, что со мной все не так, я и без этого помнила каждый день, по привычке ругая себя самостоятельно в отсутствие мамы. Съела три куска пиццы? Жируха! Прочитала одну статью вместо пяти? Дебилка! К восемнадцати годам не получила «Русского букера»? Все, тебе он и не светит. Не так со мной вообще все: одежда и умение разговаривать, мои тексты и выбор постельного белья в гипермаркете. Да и что с меня взять-то — моральный урод и дебил в одиночестве совсем распоясался.
Режиссер-документалист Марина Разбежкина всегда дает ученикам задание снять свою первую короткометражку про них самих — и чаще всего ребята делают что-то про маму. «Камера помогает вылечиться и выйти в другой мир», — говорит она, и я думаю, что порой не обязательно даже становиться человеком с киноаппаратом. Требуется прожить произошедшее по-настоящему: если нужно — орать, если нужно — вцепляться в ближнего своего и реветь, пока не отпустит. Лить слезы, пока не уйдет то, что ранило тебя и терзало всю сознательную и не совсем жизнь. А дальше — учиться с первооснов совсем новым вещам: как улыбаться и доверять, как засыпать без ноющей боли в груди, как делать дела, не опасаясь, что тебя прогонят или отругают. Учиться ходить на улицу и ловить щекой апрельское солнце, не бояться говорить «позвони мне, пожалуйста» и «привет, я очень соскучилась». Наряжаться во все, что придется, в самый роскошный плащ из петербургского секонд-хенда, протирать наикруглейшие из очочков и показывать язык себе в зеркале, понимая, что все-таки хороша. Брать свою дурь в охапку и обнимать ее, чудную, дивную — ведь в этой дури есть трогательное, например: «А сейчас я буду кататься на скейте с другом, и ничего, что он крутой антрополог и специалист по старообрядцам, а я подающий надежды молодой автор. Мы люди серьезные и катаемся тоже серьезно». Выбегать на сияющий Невский — потому что жива, не сошла с ума и не устала за зиму. И с визгом обнимать своих близких: старше и младше по возрасту, ученых, поэтов, бариста в кофейнях, безработных, пухленьких, стройных, седых и красноволосых. У них тоже порой проскальзывает ощущение их ненормальности — тогда ничего не остается, кроме как сказать «а давайте будем ненормальными вместе» и быть таковыми, созерцая весну и кокетливые фиалки на клумбах.
В 2018 году Оксфорд признал «токсичный» словом года. Токсичные родители, токсичные отношения, токсичное все. Мне кажется, я накушалась токсичности столовыми ложками — но лучшее, что можно было сделать, это понять (процесс долгий и тяжкий), что на мне все горечь и боль должны быть остановлены навсегда. Я отказываюсь транслировать их дальше. Когда мама кричит и ругается, она делает это не от огромной силы любви и принятия — у нее свои проблемы и кризисы, которые шепчут ей в ухо оскорбительные слова для умотавшего в Петербург отпрыска. Не от величия духа папа молчит и смотрит в экран телевизора. И значит, единственный для меня способ выжить — это хорошенько проплакаться и срочно заняться тем, что мне нравится. Стать человеком, который нравится мне, — и остановить бесконечное колесо самообвинения и терзаний.
Родители так и не попросили у меня прощения. Все, что со мной было сделано, они отрицают. Когда я приезжаю в гости, то по-прежнему слушаю, что у меня кривой берет и глупая тряпичная сумка. Зато им нравится, что я где-то публикуюсь, меня приглашают на встречи и даже платят иногда гонорар. Жаль только, что с миллионером как-то не получилось. Ну ничего, вот выкину свои балахоны, образуюсь, поумнею, стану, как подобает, лучше всех — тогда-то и начнется прекрасная жизнь.
Я улыбаюсь и храню свою тайну: жизнь уже началась.
Елизавета Трофимова
Что сделал царь с сыновьями Шамиля
Российская империя стремилась превратить врагов в друзей
Шамиль – предводитель восстания северокавказских народов против России, в течение четверти века (1834-1859) бывший имамом Дагестана, Чечни и Ингушетии, аварец по национальности. У Шамиля, как почти у всех мусульман, было несколько жён и много детей. Истории известно о пяти его сыновьях.


Старший – Джамалуддин
В возрасте 10 лет Джамалуддин был выдан своим отцом в заложники русскому командованию. Шамиль знал, что не в обычае русских угрожать смертью заложникам, и продолжал борьбу. Царь Николай I решил воспитать Джамалуддина в верности русскому престолу.
Старший сын Шамиля был определён на учёбу в кадетский корпус, при этом ему было разрешено носить горскую одежду, и к нему были приставлен мулла. По окончании кадетского корпуса в 1849 году Джамалуддин был определён на службу в уланский полк. Впрочем, служба была чисто номинальной, а вдобавок к офицерскому жалованью сын Шамиля получал ещё щедрую пенсию, назначенную царём.

Джамалуддин вполне приобщился к русской светской культуре, охотно танцевал, проявлял особенный интерес к математике. Из него мог получиться отличный офицер. Джамалуддин уже сосватался к дочери генерала и художника Лизе Олениной и собирался перейти в православие.
Тут как гром среди ясного неба: царь потребовал, чтобы Джамалуддин ехал к отцу. Шамиль выразил готовность обменять за него двух грузинских княжон, захваченных им в плен. Джамалуддин не смел ослушаться. Было это в 1854 году. В родных, но диких горах, среди необузданных соплеменников, этот по-европейски образованный молодой человек сразу зачах и в 1858 году, 29 лет от роду, скончался.
Гази-Мухаммад – турецкий генерал
Второй сын имама в молодости уже успел нюхнуть пороху, командуя горцами в боях против русских. Он и в дальнейшем остался верен клятве воевать с неверными. Вместе с отцом он был взят русскими в плен и поселен в Калуге. Когда перед смертью Шамиль совершил, с разрешения русского правительства, хадж и умер в Медине (1871), то сопровождавший его Гази-Мухаммед принял решение навсегда остаться в Турции.

Но прежде Гази-Мухаммед заехал в Россию, где под предлогом новой поездки к семье имама, оставшейся в Турции, выпросил у царя Александра II щедрую денежную субсидию. Отплыв из России, он назад уже не вернулся и, вопреки своей присяге Белому царю, поступил на службу в османскую армию. В русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Гази-Мухаммед в чине генерала командовал бригадой, сформированной из эмигрировавших в Турцию кавказских горцев.
Мухаммад-Шапи – русский генерал
Из прочих сыновей Шамиля наиболее замечателен четвёртый – Мухаммад-Шапи, ставший генералом Российской императорской армии. В плен, вместе с родными, он попал в возрасте 19 лет. Как и его покойный старший брат, он был отправлен в кадетский корпус. В 1861 году он начал служить в Кавказском эскадроне царского конвоя.

Его карьера быстро шла в гору, хотя Мухаммад-Шапи остался мусульманином, и все три его жены были кавказскими горянками. Александр II давал ему поручения отбирать уроженцев Кавказа в собственный конвой его императорского величества, неоднократно награждал высокими орденами. В 1877 году Мухаммад-Шапи был полковником и просился на театр русско-турецкой войны, но император отказал ему, опасаясь измены из-за его брата Гази-Мухаммада. В 1885 году русский генерал-майор Мухаммад-Шапи Шамиль вышел в почётную отставку.


✨ Из выступления Патер Дия (Главы) Древнерусской Инглистической церкви Православных Староверов Инглингов Александра Александром в Минске. 2004
\\ Расскажите, что известно о Серафиме Саровском?\\
А что, конкретно, интересует?
\\Что известно.\\
То, что наши предания о Серафиме? То, что нам известно: Серафим Саровский был потворником - травником, он занимался лечением людей, то есть исцелением при помощи трав и всевозможных старых обрядов. Его изгоняли с места на место, но народ всё равно к нему шёл. Потом подослали группу христиан фанатиков. Они его избили, переломали ему руки, ноги. Он уполз в лес и при помощи трав, народных методов он сам себя опять вылечил. И уже потом, когда увидели, что с ним ничего сделать невозможно, после его смерти христианская церковь его канонизировала. То есть у нас вот такая информация. Поэтому многие говорят: «Но ведь он, как бы, везде, как христианин?» Вы заметьте, у нас нет противопоставления славян и христианам, или каким-то другим конфессиям. Всяк волен верить тому Богу, который ему ближе.
Поэтому, что касается лично моего Рода, моих Предков, они были в трёх верах. Были староверы - из старой дохристианской Веры, а когда наступали тяжёлые времена и государственной церковью было христианство, среди них были католики и правоверные христиане. Поэтому даже на Родине Предков, я вот сейчас ездил, нашёл своих родственников и могилы староверов - прах лежит, потому что у нас кроды - погребальные костры. Рядом, как сейчас говорят - православные христиане и тут же рядом католики. Между ними никогда не было никакой розни, потому что христианство, будь то ортодоксальное, либо католицизм это было всё, как бы вам сказать - для внешности. А внутри соблюдались Родовые традиции, Родовые устои. Те, кто хоть немного знаком с католицизмом, просто задайте себе вопрос: «Отмечают ли католики КУПАЛУ? Прыгают ли католики через костёр? Пускают ли огневицы в венках по реке? Отмечают ли они Коляду или День Перуна?» Нет в католицизме таких праздников. Часть Предков хранили славянские традиции, часть - христианские, то есть и ортодоксального христианства и католицизма. Разницы в соблюдении Родовых устоев и теми, и теми, и теми не было никакой. Почитание своего Рода, своих Предков, оно как было, так и есть. Поэтому и в древности, чтобы сохранять свои Рода, когда вот шло навязывание христианства, не только в моём, но и в других Родах люди принимали крещение, но у себя дома они сохраняли все Родовые Традиции старой Веры. Поэтому даже, когда зарубежные миссионеры ездили по русским землям и по землям Великого Княжества Литовского, что они писали в своих записках? «Везде суть двоеверцы, с утра свечку ставит в храме, а потом идёт кормить домового, овинника, банника, и перед покосом лешему требы кладёт». Вот, что такое славяне. То есть, если государственная власть требовала принятие христианства, то, чтобы не создавать никаких напряжений для видимости крестились, но сохраняли все свои Родовые устои.
Очень интересный момент описан, допустим, в книге Сергея Алексеева «Скорбящая вдова», когда хранителя асны, то есть мудрости, приданного просили: «Если ты христианин перекрестись».
На что последовал ответ: «А вам как, по-западному перекреститься, по-старому или по-новому?» Они говорят: «Да ты как был нехристь, на языческих связках бесовках, со скоморохами пляшешь, так и остался». Он говорит: «А зачем тогда спрашивать?»
То, что у человека внутри, оно внутри и остаётся. Что там со стороны будут говорить, это дело того, кто говорит. Главное, чтобы в Роду сохранялись Родовые устои.
\\Что значит «СТАРАЯ ВЕРА»?\\
Старая Вера - это та Вера Предков, которая существовала до христианства.
\\И в чём она заключалась?\\
В чем заключалась? Там два основных принципа: Первый: «Свято чтить своих Богов и Предков», и второй: «Жить по совести и в гармонии с природой».
\\То есть Бог не один, Богов несколько?\\
Вы, наверное, все слышали фразу: «Бог создал человека», да? Слышали, правильно, да? Вас, кто создал? Мама, папа.
Значит, ваш папа Бог Творец, а мама - Богородица. Их создали их Боги, их родители. И всех своих родителей, дедов, прадедов, прапрадедов, пращуров вы называете одним словом, меня породил мой РОД. Поэтому РОД един и множественный. В старой Вере не политеизм и не монотеизм, в старой Вере РОДОТЕИЗМ. Поэтому у нас и говорят: «Боги наши - суть Предки наши, а мы дети их». Многие сейчас путают староверов со старообрядцами. То есть, когда в христианской церкви был Никоновский раскол. Многие не приняли новых введений Никона, и остались сторонниками старого обряда. За это был указ царя Алексея Михайловича: «Всяких раскольников и тех, кто даст им приют нещадно смертию казнити» вместе со всем семейством. И они бежали из Московии на Беловодье Сибирское, бежали в Поморье, бежали на запад, как тогда говорили «в Литовские земли», где староверы давали им приют. Не потому что Вера одна, а потому что кровь едина - славянская. И жили вместе в дружбе и взаимопомощи. Зато, когда был Указ Петра носить немецкое платье и брить бороды, наши подняли восстание во многих городах. И нас поддержали именно старообрядцы. Но, разница была в чём? Если четвертовали, колесовали, вешали на крюки за рёбра и тех и других, то христиан старообрядцев, их запирали вместе с малыми детьми, женщинами в их церквушках и сжигали. А наших садили на кол, ибо как один написал думный дьяк: «Дабы старые люди (так называли староверов,) с дымом костра не попали в своё бесовское Вырье», то есть в ИРИЙ, или как его ещё называют «славянский рай». Я ответил на вопрос?
…
Здесь давайте я также небольшим вступлением поясню. Мы ничего не пишем и не издаём. Мы переиздаём то, что было и что сохранили наши Предки. Единственное, что попросили люди выпустить серию, и вышла серия, начиная с 1999 года «Славяно-Арийские Веды». Я туда написал комментарии. Хотя многие пытаются сказать, что я автор этих книг.
\\Я этого не сказала.\\
Нет, Асов, допустим, заявлял. Насчёт Асова Он просто берёт старые издания, извините за выражение, перевирает их под себя и пишет своё авторство. Простой пример, люди приносят ко мне «Звёздную книгу Коляды» и говорят: «Вот смотрите мудрость, какую написал Асов».
Я им показываю другую книгу, - золотая книга Стефана Верковича 1891-го года, Санкт-Петербург, где Асов изменил и исказил то, что собрал Стефан Веркович, путешествуя по Македонии, Сербии и Болгарии.
Я всегда говорю: «Написал Асов, все вопросы по его книгам - к Асову». Я не признаю того, что он написал. Почему? Потому что он это исказил, потому что то, что описывает Асов - это искажение старых книг. Видите, ему проще, он работал в редакции журнала «Наука и Религия». У него был доступ во многие архивы. Ну, досталась тебе золотая книга Стефана Верковича или «Веда славян», ну издай ты её в оригинале, и сделай свои комментарии. Понимаете? Я же не пишу «Саньтии Веды Перуна» автор Александр Хиневич. Многие приходят: «Вы написали Веды». Я говорю: «Хорошо, да я согласен». Они говорят: «А что вы там ещё написали?» Я говорю: «Ну, сами почитайте, вот, пожалуйста, книжка, формат один и тот же. Жизнь на Венере, жизнь на Земле, жизнь на Марсе, жизнь на Юпитере. Жизнь на Сатурне, Уране и Нептуне. Только посмотрите, я это издал в 1899 году под псевдонимом. И по этому учебнику учились русские офицеры второго киевского училища». То есть я делаю, что? Беру старые источники, убираю «яти», «ижицы» и оставляю всё, как есть. Вы понимаете, с общин приносят. Почему? Потому что люди не знают старого языка и им трудно читать, используя 38 буквенную азбуку или, я уже не говорю о 44-х буквенице.
Поэтому, когда говорят: «Объединяться», с кем? С Асовым? Зачем? Вы поймите, мы ничего не придумываем, мы никуда не стремимся, ничему не возражаем. Мы сохраняем то, что нам передали наши Предки, мои Предки отцовой линии. Мудрость, которую сохраняли в Роду, привезли отсюда в Сибирь, с Минской губернии, Новобруйского уезда, Волышенской волости, деревни Тартак. Там были военные лагеря. Мои прадеды были офицерами. И они, когда был указ Николая второго: «Все многодетные семьи отправить в Сибирь со скарбом и скотиной». Они уехали, а в Омске их встретили староверы. И заметьте, мои Предки были староверами здесь, в Беларуси, а их приняли там. И то, что я издаю, привезено отсюда, а не написано мной. Привезли ещё в 1914 году. И, когда приезжают ко мне Белорусы, с Белоруссии и говорят: «Вот, у вас сохранилось, а у нас об этом ничего не известно». Олег, вот в первый день привёл двух людей, они говорят: «Вот, у вас сохранилось, а у нас не видно». Я им открываю карту Минска, говорю «Как это не видно? А это что? Капище, урочище, курганы. Это как не сохранилось, если прямо на карте древние славянские святыни обозначены?» Или как, можно смотреть карту Минска и не видеть? Я уже не говорю о древних курганах, которые у нас здесь, древних городищах. Едешь по дороге, везде указатели: «Курган. Городище. Урочище. Капище». Я же сюда на своей машине приехал, не много ни мало, шесть тысяч километров проехал, но я, как будто в старую Русь вернулся - одни родные славянские названия. Зачем вам где-то искать что-то на востоке, на западе, у вас всё тут есть? Всё своё родное славянское.
Вы поймите, объединяться, извините, как мне говорят: «Вот человек, Ананий Абрамов написал «Всеясветную грамоту. Давайте с ним объединяться». Я говорю «Зачем?» У нас ведётся сохранённая форма древлесловенской буквицы - 49 букв, глаголица - 47 букв. Это всё в нашем Духовном училище преподаётся. В Семинарии - руническая письменность, трагами, то есть образными символами. Зачем нам изобретение Анания Абрамова? В 1995 году он взял 33 советские буквы и ввёл им начертания, и сказал, что вот это более правильное написание советского алфавита. В 1996 году они уже ходили и говорили, что букв 48 и из этих букв появился санскрит. Он сам ко мне лично подходил на Славянском Соборе в Москве и давал свою брошюрку, где вот эти 48 буквиц расписаны. В 1997 году - буквиц уже 108, в 1998 году - 147, в 1999 году - 1265 буквиц. Время идёт, контора пишет. И заметьте, он объясняет свои буквицы, пытается растолковать слова, их глубинную суть тех слов, которые появились 5 - 10 - 15 лет назад: «компьютер», «программирование». Ну, не было в древности таких слов. А выискивать что-то сакральное в том, чего нет. Поэтому когда говорят: «Вы принимаете?» - «Нет, не принимаю». В 1996 году он так же показывал книжку, Пушкина они издали «У Лукоморья дуб зелёный», написанной его буквицей. Хорошее полиграфическое финское издание. То есть полиграфическая цена каждой книги, где-то порядка 12 долларов, каждой в типографии. Издали большим тиражом. Откуда у простого преподавателя, как он себя называет, такие средства. Я ксерокопию попросил, мне сделали. И он говорил, что вот Пушкин сначала писал на этом языке, а потом исказил. Я прошёлся по многим Пушкинским музеям, у которых рукописи Пушкинские. Я говорю: «Вам это знакомо? Вот заявляют, что Пушкин так писал». Они говорят: «А это что за несусветная чушь?» Пушкин не писал так, и таких каракулей у него не было. Они же все документы Пушкина изучают. Поэтому, зачем мне объединяться с человеком, который грубо говоря, привносит что-то своё и искажает то, что было? То есть, мне это не нужно. Моя задача совершенно другая: Сохранить в чистоте то, что оставили мне деды и передать это моим детям, моим внукам и тем, кто хочет, чтобы их Род возродился. Другой цели у меня нет. А привносить что-то своё, изменять, искажать, зачем?
Свежие комментарии