В советские времена большинству жителей нашей страны был доступен лишь один телеканал, поэтому тот, кто работал на нём ведущим или диктором, автоматически становился известным на весь СССР. Тем более если занимал нишу свободную, но востребованную зрителем.

Так было, например, с юмором и сатирой, которые находились под жёсткой цензурой. КВН закрыли в 1972-м, «Кабачок „13 стульев“» тоже сильно раздражал чиновников, и они воспользовались первой же возможностью «приостановить» телепередачу. Юмора на ТВ практически не осталось: единственным, кому позволялись полноценные концерты, был Аркадий Райкин, прочим же юмористам и сатирикам оставалось довольствоваться номерами в «Голубых огоньках».

Поэтому, когда на экранах вдруг появилась программа «Вокруг смеха», советские граждане восприняли её с небывалым восторгом. Особенно запомнился и полюбился зрителям ведущий передачи с более чем обычным именем и весьма неординарной внешностью. Поэт и пародист Александр Иванов, который до этого не был никому известен, в одночасье стал звездой союзного масштаба.

Его манера общения, острое слово и жанр, в котором он работал, стали свежим ветром на советском телевидении. Благодаря «Вокруг смеха» и Александру Александровичу зрители огромной страны узнали клоуна Вячеслава Полунина, юмористов Михаила Задорнова и Михаила Евдокимова, певцов Надежду Бабкину и Александра Розенбаума. Сам же Александр Иванов навсегда остался в истории российского телевидения ярчайшим представителем литературной пародии, возведшим этот жанр на вершину популярности.

Поначалу ничего не предвещало такого стремительного взлёта. Саша появился на свет незадолго до войны в семье художника. Тяжёлые голодные годы не прошли даром: из-за сбоя в организме он так и не смог набрать вес, соответствующий его высокому росту. Сверстники наградили его обидными прозвищами Перпендикуляр и Язва, но именно эта внешность позволила впоследствии запомнить его всей стране и сравнивать уже не с геометрическими элементами, а с бессмертным Дон Кихотом.

Ни поэтом, ни пародистом Саша становиться не собирался. Он унаследовал художественные способности отца, а потому после школы поступил в Московский педагогический институт на факультет рисования и черчения. Окончив вуз, Иванов преподавал начертательную геометрию студентам, которые прозвали его Циркулем.

Делиться обидами Александру не позволяла врождённая интеллигентность, поэтому в какой-то момент он решил изливать душу в стихах. Иванов писал их, что называется, в стол, но однажды всё-таки решился и отправил некоторые из них в «Литературную газету». Специалисты тут же отметили самобытного автора и пригласили его к дальнейшему сотрудничеству.

Воспитанный на поэтах Серебряного века, среди которых любимыми были Игорь Северянин, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Иванов прекрасно понимал, что значит хорошая поэзия. И сам старался писать хорошие стихи, да и дар пародиста открыл в себе, подражая в шуточном стиле Северянину.

Тем временем общество порождало «поэтов» сотнями, и далеко не все из них были одарёнными, но печатались и издавались многие. Тонко чувствуя поэзию, Иванов своими пародиями резко и колко, а главное, талантливо высмеивал графоманов. И уже в 1968 году вышла его первая книга «Любовь и горчица», а вскоре он стал членом Союза писателей.

«Я слишком люблю литературу, чтобы мириться в ней с серостью, бескультурьем — со всем, что обедняет и усредняет нашу поэзию», — говорил Александр Александрович о своём творчестве.

Масштабной личности, Иванову скоро стало тесно на страницах газет, и свои пародии он начал читать со сцены и даже попробовал себя в роли актёра. Но это была лишь первая ступень к популярности — настоящая слава пришла к нему с выходом на телеэкраны передачи «Вокруг смеха».

Передача просуществовала чуть более десяти лет, а потом её закрыли. По словам соавтора концепции передачи Галины Каландадзе, «не хотели повторять историю «Кабачка „13 стульев“», когда он уже оскомину набил, все исписались, гнали ерунду». Иванов всячески пытался сохранить программу, уверяя, что у неё есть резервы, нужно только не бояться экспериментировать.

Но к его словам не прислушались, и пародист остался без работы. Он попробовал организовать собственный театр, но из этой затеи ничего не вышло. Тогда Иванов ушёл в политику и занялся сочинительством эпиграмм на оппонентов Ельцина. Деньги это приносило хорошие, только вот от талантливых стихов уже практически ничего не осталось. Но это и неудивительно: по словам современников, Иванов пристрастился к алкоголю. Это в итоге и стало причиной его смерти — обширный инфаркт, вызванный интоксикацией.

Но умер ли вместе с Ивановым жанр пародии, поднятый им на немыслимую высоту? Наверное, пока у людей, живущих на Земле, есть чувство юмора, пародия не исчезнет. Об этом говорит вся наша история: ведь едва появились литературные произведения, как тут же стали возникать пародии на них. Самой первой, например, считается «Батрахомиомахия» («Война мышей и лягушек»), которая пародирует «Илиаду».

Высокий звон

Косматый облак надо мной кочует,
И ввысь уходят светлые стволы.

Валентин Сидоров

В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон.
И вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.

Я дома здесь. Я здесь пришел не в гости.
Снимаю кепк, одетый набекрень.
Веселый птичк, помахивая хвостик,
Высвистывает мой стихотворень.

Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука.
И я шепчу дрожащие губами:
«Велик могучим русский языка!»

Одна из самых знаменитых пародий поэта.

Развиваясь, литература порождала не только высокие жанры, но низкие — фарсы, сатиры, пародии. Например, самой известной пародией на рыцарский роман является «Дон Кихот».

Жив этот жанр и поныне. Более того, пользуется невероятной популярностью, только из литературы он перекочевал в другие виды искусства — на эстраду, в музыку, кино. И, судя по обилию пародийных телепередач, жанр этот неисчерпаем...

Уже давно люди пытаются понять, являются ли они единственными разумными существами во вселенной или есть и другие. Эта тема очень волнительная, а некоторых, особо впечатлительных, заставляет от души понервничать. А вдруг, и правда, где-то в соседней галактике обнаружится жизнь?

А что если однажды существа, обитающие там, решат заявиться сюда, на Землю, да не с дружественными целями? В общем, вопросов, предположений, страхов хватает. И они создают благодатную почву, чтобы то и дело примечать различные странности в окружающем мире и наблюдать неопознанные объекты над крышами родных домов. А некоторые истории, как Розуэльский инцидент, послуживший для открытия так называмое зоны 51 в Америке, и вовсе подливают масла в огонь, да столько, что неровен час разгорится целый пожар.

Сюжет книги Ольги Г. Гладышевой "Кыштымский карлик, или Как страус родил перепелку" питается легендами, мифами, домыслами и парадоксами, которые время от времени встречаются в средствах массовой информации, ну или чем-то, что можно за таковые выдать, обладая даром убеждения. А им, автор этого произведения, бесспорно, обладает, чему способствует ее умение мешать правду с вымыслом, гипотезы с фактами, да так ловко, что одно от другого не отличить.

Итак, о парадоксах. Стоит ли удивляться их появлению, если "мы живем в мире абсурда. Малевич прикололся – нарисовал черный квадрат – получилось выдающееся произведение искусства. Почему? Его способны узнать миллионы... Девяносто девять и девять в периоде из них не только не знают больше ни одной картины Малевича, но даже его отчества. Зато «Черный квадрат» знают все... На ряде выставок забытое уборщицей в зале ведро со шваброй посетители готовы принять за экспонат... Десять минут играл помешавшийся скрипач на конкурсе, прежде чем комиссия осознала, что это не новый стиль, а человек не в себе..."

Так почему бы, в самом деле, страусу не высидеть крошечное яйцо, из которого появится перепёлка, догу не стать родителем чихуахуа, а женщине не произвести на свет малышку-Дюймовочку? Сделав подобное допущение в прологе и подтолкнув мысли читателя в нужном ей направлении, Ольга Г. Гладышева начинает дальше раскручивать свою идею. Фантазия уводит ее далеко за Урал, где одинокая старушка, отправившись на кладбище за цветами, находит кое-что, вернее кое-кого неординарного.

"Человечек, махонький, как гномик, застрял головкой вниз в кусте ивы. Его торчащие вверх пяточки нетерпеливо дергались, маленькие ручки пытались дотянуться до земли, а объемное раздутое тельце странным образом повисло и беспомощно извивалось в развилке гибких ивовых ветвей. Головка существа пыталась приподняться, повернуться и посмотреть на подошедшую, но это никак не удавалось. Человечек свистел и беспомощно раскачивался на ветвях."

Дальше приходит время ученым заинтересоваться необычностью, о какой никто прежде не слыхивал. И пусть судьба того существа вгоняет в стопор: "Она любила в гномике печального Пьеро с его хрупкостью, грустью и слезливостью. Гномик действительно, как говорится, спал с тела, усох и стал похож на маленькую детскую игрушку. И Евсевна относилась к нему как к игрушке, которую можно, наигравшись, отложить куда-нибудь в уголок. Так ребенок относится к заводной обезьянке или к шагающей кукле. Такая кукла была у соседской девочки."

А кончина заставляет мурашки бежать по коже от непроизвольной жестокости: "Неудивительно, что через неделю, когда Алина забежала полить цветы и забрать вещи, вдруг понадобившиеся Евсевне в больнице, она поразилась сильному химическому запаху, висевшему густым облаком в доме. Пахло то ли смолой, то ли ацетоном. Обойдя дом, Алина обнаружила на кровати маленькую, выжженную весенним солнцем коричневую мумию человекоподобного существа рядом с усохшим трупиком мыши". Последствия его появления впечатляют, прежде всего тем, что они могли бы иметь место в реальности, если бы что-то подобное приключилось в подлунном мире. И если все это не парадокс от и до, тогда что?

Итак, начавшись как некий абсурд, перемешенный с доброй порцией здоровой иронии ("Я упал на землю лысых обезьян... Значит, у меня три смертельных врага сразу: холод, солнце и лысые обезьяны..."), сюжет превращается в драму, чтобы впоследствии стать миксом научной фантастики, детектива, мистика и... сказки. Да, именно так. Недаром ведь звучат в книге слова "Как-то это все сказкой отдает, – первой начала Кристина. – Типа... На маковке горушки, у леса на опушке, в маленькой избушке жил гномик Топотушка. Это был непослушный гномик. Все его друзья, родня и, вообще, весь этот невысокий народец жили в пещерке под нависшей скалой. А он захотел жить отдельно. Но вот однажды, весной, откуда ни возьмись налетела сова – белая голова и схватила гномика."

А в эпилоге и вовсе идет отсылка к старинным легендам: "У всех народов, населяющих север России, существуют легенды о небольших, живущих под землей человечках. Эти карлики обладают сверхъестественными способностями, умеют обрабатывать железо и даже иногда передают свои секреты людям. Если смотреть на Россию, то где могут жить гномы? Естественно, в седых Уральских горах, самых древних не только в стране, но, возможно, и на всем земном шаре".

И повествование, вроде как с намеком на серьезность, вдруг обращается в детскую сказку: "Одна девочка, услышав про кыштымского карлика, придумала сказку про гнома, – сказал Александр. – Это наиболее подходящая версия таких событий. Гномы обладают неким могуществом, возможно, за счет каких-то дополнительных средств защиты или нападения. А если они вдруг потеряли свою защиту? Они становятся беспомощными, что мы и видим во всех случаях."

О сказочности говорит не только финал, который является как бы продолжением парадокса и следствием неготовности человека к некоторым откровениям, что также можно трактовать как философские размышления автора. Подобные мысли навевает думающий кот Чубайс, чья история преподнесена с задором и огоньком, но как-то очень уж по-детски. Впрочем, какой взрослый допустит мысль о думающем коте? Если только снова расширить границы сознания и опять предположить некий философский подтекст. И он, конечно же, имеет место, но меняет ли общее впечатление?

То же относится и к интермедии с аквариумом. С одной стороны, это что-то детское, как произведения Пришвина. А с другой... есть о чем порассуждать, чему поудивляться и посокрушаться. Ибо в который уже раз в игру вступает все та же философия. Дополняют картину сказочности нетипичное для взрослой литературы обращение напрямую к читателю. Вероятно, цель, которая при этом ставилась, установить более прочную связь между автором и читателем, чтобы было легче достучаться до его сознания.

Получается, книгу "Кыштымский карлик, или Как страус родил перепелку" нужно относить к детской или подростковой литературе? Нет, не выйдет.

Во-первых, юная аудитория не оценит иронии, которая начинается с названия и присутствует во многих моментах. Ребята однозначно не проникнутся философским подтекстом и размышлениями о человеческой психологии, чему писательница не просто так уделила столько внимания. Да и реалии девяностых, в которых дети, к счастью, никогда не жили, вряд ли их вдохновит.

Разваливающаяся на части страна, нищающий на глазах народ, горе и драмы, встречающиеся повсеместно, и, как следствие, снижение моральных планок, лишь бы прокормить семью, - все это страшно, печально и отражено на страницах. Период, когда "тень страха витала над перестроечной Россией, как раньше бродил призрак коммунизма", "на часть жизненно необходимых продуктов были введены талоны, но отоваривать их тоже приходилось в очередях. Эти талоны регламентировали покупку колбасы, яиц, круп, сахара, растительного масла, чая, майонеза, кондитерских и винно-водочных изделий, спичек, мыла, стирального порошка и т. д. Постепенно талоны канули в вечность, что, впрочем, не означало изобилия на прилавках", показывается очень натуралистично и без попыток как-то скрасить экономическую, политическую, социальную или морально-этическую стороны быта людей. И это однозначно не подходит юным читателям, которым рано выяснять, что за грехи бизнесмены тех лет пытались замолить в церквях.

Таким образом, произведение Ольги Г. Гладышевой, несмотря на нюансы и стилистику повествования, а также всех думающих котов и странных не то существующих, не то нет рыб, является взрослым. А в любых интермедиях и отступлениях следует искать предпосылки для анализа личности и социума, которые являются взаимозависимыми и, по факту, представляют собой продукт тесного взаимодействия, а потому рассматриваться в отдельности не могут.

Значит, остается лишь решить, во что верить и как замаскировать то, что не укладывается в голове: придумать псевдонаучное объяснение про природные явления, как велел начальник, или рассказывать всем и каждому сказочку от одной изобретательной девочки.

Так или иначе, лишь на усмотрение читателя останется, как относиться к сюжету. Одни скажут: "А насчет летающих тарелок... я уверен, что они существуют. Более того, я уверен, что их пилоты живут бок о бок с нами, прямо здесь, на Земле... А иначе как можно объяснить эти дикие скорости и крутые повороты объектов. Какое земное существо или техническое устройство способно так двигаться?"

Другие возразят, мол, о гномах Толкин писал, может, и хоббиты тогда где-то поблизости бродят? А третьи и вовсе вынесут из истории что-то совершенно другое, не имеющее отношения ни к гномам, ни к инопланетянам, ни к ученым, ни даже к страусам, способным высидеть перепелку.

И для каждого это будет нечто свое.

Подобная вольность восприятия, однозначно, является главным достоинством книги, автор которой далека от мысли навязывать свои суждения другим людям. Пусть уж лучше читатели посмеются над казусами да поразмышляют о высоком, помечтают о контакте с иными существами или просто природой полюбуются: "Звезды были близко, совсем рядом. Небо жило своей непостижимой жизнью, оно двигалось и дышало. Звезды застыли в строгом строю, намертво приколоченные, каждая на свое место, и лишь слабо дрожали от стекающего на землю холода. Холод волнами струился на землю, и нагретые за день камни быстро остывали."

-

Мгновение, пойманное в сети слов

 

Есть ли способ остановить мгновение? Удержать его? Поместить под стекло, как некую реликвию, и любоваться, когда на душе становится тоскливо?

Скептик скажет, что подобное невозможно. Нет таких технологий, да и вообще концепция вызывает сомнения, а её дальнейшая разработка обречена на провал. Но тот, в чьей душе живёт поэзия, кто не чужд романтике и умеет мечтать, точно знает — способ существует.

И не нужно думать о картинах и фотографиях, хотя и они, бесспорно, позволяют увековечивать память, но остаются при этом неподвижными, статичными, в то время как литература даёт возможность снова и снова проживать те эмоции, что оставили в душе след, в режиме реального времени.

Стихотворения и рассказы, созданные неравнодушными людьми для своих неравнодушных единомышленников, вошли в весенне-летний выпуск журнала «Союз писателей», оставив два лучших сезона в году навеки запечатлёнными в сердцах современников и потомков.

Пессимисты могут посчитать, что на страницах много мрачного и печального, прямо как в новостях, что целый день крутят по телевизору. Но подобное убеждение ошибочно. В журнале отражены позитивные оттенки весны и лета. Номер проникнут хорошим настроением, пронизан солнечными лучами, до краёв наполнен мелодией счастья, предвкушением и ожиданием чуда.

Талантливые поэты и прозаики посвятили свои творения главной теме номера «Стрелы Амура». Они вдохнули любовь и жизнь в литературные произведения и щедро поделились с миром этими прекрасными, сильными, восхитительными чувствами. Их слова звучат в унисон с желаниями, надеждами, страхами читателей, словно инструменты в оркестре под руководством одухотворённого и очень опытного дирижёра.

Журнал «Союз писателей» — это не только поэзия и проза. Это также новости из мира книг, рецензии на стоящие внимания произведения, интервью с талантливыми писателями об их творчестве, актуальная информация о жизни библиотек, литературных датах, событиях, конкурсах, советы психолога представителям творческих профессий. То есть номер охватывает всё, что происходило, происходит или планируется в мире, где книги высоко ценятся и играют далеко не последнюю роль.

Чтение журнала «Союз писателей» — это развлечение, способ получения полезных сведений, возможность поговорить с теми, кто думает и чувствует точно так же, и уникальная возможность остановить мгновение и раствориться в нём, чего всегда особенно сильно хочется во второй половине лета.

 -

Что выбрать писателю: посох или дубину. Об этом в статье литературного эксперта Ирины Малковой

 

 

Для каждого творческого человека со временем встает вопрос: публиковать свои произведения или нет, выносить их на суд читателя или продолжать писать в стол.

И вот, решившись, все-таки, показать свои вирши народу, автор сталкивается с кем? С читателем. И это хорошо, если автору повезет, и он встретит доброго, отзывчивого, мирного человека, готового мягко и корректно высказать свое мнение, даже если мнение это критическое.

Ну кого-то, вроде него 👇

Виссарио́н Григо́рьевич Бели́нский (30 мая [11 июня] 1811, крепость Свеаборг, Великое княжество Финляндское — 26 мая [7 июня] 1848, Санкт-Петербург) — русский литературный критик.

 

Но, увы, мы сталкиваемся совсем с другой ситуацией. На нас обрушивается волна негатива, порой переходящая в натуральную грязь.

Кого-то типа него 👇

Человек неопытный (а творческие люди очень ранимы), хватается за сердце, пьет валерьянку, удаляется из сетей и ставит жирный крест на своем первом опыте.

Человек со стальными нервами начинает отбиваться всеми возможными способами.