Биография непосредственного героя повествования непримечательна до того момента, пока он не попал на Кавказ.
Родился Архип Осипович Осипов в 1802-м году в простой семье крепостных крестьян некоего помещика графа Стратонского в селе Каменки Липовецкого уезда (в написании истории «Тенгинского полка на Кавказе 1819-1846» — Липецкаго уезда) Киевской губернии. В 1820-м году 21 декабря был принят на военную службу рекрутом и зачислен в Крымский пехотный полк. На втором году службы, т.е. будучи 20 лет от роду, не вынеся всех тягот рядового, совершил побег. За сей проступок Архип Осипович был наказан по суду шпицрутенами через 1000 человек один раз.
Но эта минутная слабость меркнет перед его последующей долгой и весьма достойной службой. К 1840-му году Архип Осипов уже был награждён серебряными медалями за турецкую и персидскую войны, а также носил соответственную нашивку на рукаве. В 1827 году Осипов участвовал в штурме крепости Сардар-Абад (Армения, Араратская долина), а уже в следующем году штурмовал знаменитый Карс. С 1830-го года Архип Осипович — постоянный участник закубанских походов нашей армии, в том числе тяжелейших экспедиций легендарного генерала Вельяминова. По иронии судьбы, Осипов участвовал именно в том вельяминовском походе, когда был основан Михайловский форт. Также состоял в десантном отряде при высадке в устье реки Шапсухо, а позже в устье Цемеса (ныне Новороссийск).
Панорама Архипо-Осиповки до массовой застройки
В сам Тенгинский полк он был переведён вместе с 1-м батальоном Крымского полка ещё в 1834 году. В Михайловское укрепление Архип Осипович попал в составе 9-й роты Тенгинского полка только 14 марта, т.е. до трагического боя оставалась всего лишь неделя.
Самого Архипа позже описывали как бравого, закалённого в боях солдата высокого роста с продолговатым лицом, обрамлённым тёмно-русыми волосами. Сероглазый 38-летний Осипов, как позже подмечали, был постоянно предельно сосредоточен и даже в некой степени напряжён. Видимо, сказывался опыт, а 40-ой год спуску не давал никому, а новое место тем более требовало само по себе собранности.
Однако героев порой рождает не только характер, хотя и без него никак, но и обстоятельства, окружение будущего героя, плечо однополчан и мудрость командиров. А в тот момент действительность была одновременно и удручающей, и воодушевляющей. Быть может, такие противоречия тоже неприемлемое условие для доблести. А Кавказ того времени был именно таким местом.
Ослабленный материально и измотанный в боях форт Михайловский с фортификационной точки зрения был одним из самых слабых звеньев в Черноморской береговой линии, как автор и описал в первой части. Поэтому сам гарнизон в Михайловском укреплении считался по тем временам усиленным и состоял из 9-ой роты Тенгинского полка (в котором и служил Архип Осипов) под командой подпоручика Ивана Фёдоровича Краумзгольда, 2-ой и 3-ей рот 5-го Черноморского линейного батальона и 6-ой роты Навагинского полка. Однако болезни и ранения выкосили численный состав гарнизона, и теперь не каждая рота могла похвастаться тем, что имеет под ружьём хотя бы более половины от положенного списочного состава. Всего же гарнизон форта едва насчитывал 500 человек, если ещё учесть больных из госпиталя и артиллеристов.
Изначальный план форта на Вулане (после был пересмотрен)
Командовал гарнизоном штабс-капитан Николай Константинович Лико из 5-го Черноморского линейного батальона. Грек по происхождению, Николай Константинович, по некоторым данным, родом был из славной Балаклавы (тогда Таврической губернии). Начинал свою кавказскую службу с чина прапорщика и к своим относительно молодым 37 годам был опытным боевым офицером, пользовавшимся доверием и уважением среди подчинённых. Сам перенёсший все тяготы кавказской службы, он не был заносчив и излишне строг к солдатам, если того не требовала необходимость. Вид у Лико был лихой и своеобразный. Николай, будучи брюнетом среднего роста, носил чёрные усы и густые бакенбарды. Вот как его описывал в то время полковник Григорий Иванович Филипсон: «Это был исправный офицер, всю службу проведший на Кавказе, серьёзный и отважный».
Но назначен командующим Михайловским фортом Николай Константинович был слишком поздно, в самом начале 1840-го года, поэтому, несмотря на его недюжинный опыт и профессионализм, ни исправить состояние крепости, ни успеть достучаться до столичного начальства, да ещё с его чином, он просто не смог. А вскоре до него дошли сведения, что сначала пал Лазаревский форт, а за ним и Вельяминовский, находящиеся от Михайловского укрепления юго-восточнее. При этом штабс-капитан Лико отлично знал, кто такой лидер черкесов Хаджи Берзек и сколько примерно штыков он способен выставить.
Количество бойцов неугомонного убыха Берзека было таково, что, выставь он их против одного Михайловского форта, то легко мог бы засыпать крепостной ров трупами своих воинов и выстроить из этих же трупов лестницу на стену, и его отряд даже бы не ощутил потерь. Следовательно, отдельные группы численностью не менее пяти тысяч человек могли независимо друг от друга готовиться к штурму практически любого форта Черноморской линии. Таким образом, предугадать, где будет нанесён следующий удар, было невозможно, и ожидать нападения можно было в любой момент.
Но Николай Константинович не собирался сидеть сложа руки. В 20-х числах марта Лико собрал военный совет, на который, кроме офицеров, пригласил даже рядовых нижних чинов, имевших выслугу свыше 20 лет и награждённых боевыми орденами. Описав сложившуюся ситуацию, командир не только напомнил присутствовавшим о воинском долге, но и личном своём, Николая Константиновича, обещании, данном уже тогда легендарному генералу Раевскому «не сдаваться живым, в крайности подорвать пороховой погреб и погибнуть вместе с ним». Офицеры и ветераны ответили дружным согласием.
Однако подобной отчаянной решимости было мало. Реалист Лико понимал, что, если на них ринется та же лавина, недавно поглотившая Лазаревский и Вельяминовские форты, то рано или поздно крепостные стены будут взяты. К тому же самих сил гарнизона было недостаточно, чтобы закрыть всю линию огня. Поэтому командир решил перегородить узкую часть укрепления своеобразным ретраншементом (внутренней оборонительной линией), представлявшим собой завал из бочек, досок и грунта. Внутри завала сделали амбразуру для орудия. Таким образом, отрезался кусок, обращённый к морю, на территории которого находились только два офицерских флигеля.
Кроме того, гарнизон наскоро принялся расчищать крепостные рвы вокруг всего форта, а в наиболее выгодных местах для противника были установлены «сюрпризы» в виде досок с торчащими из них гвоздями. Крепостных собак же на ночь выгоняли за стены укрепления, дабы они своим воем могли предупредить о том, что в долине объявились чужаки.
В один из этих тревожных дней к укреплению смог незамеченным пройти наш лазутчик. Горец поведал командиру, что к форту направляется армада числом в 11 тысяч воинов (!), а само укрепление уже сейчас, возможно, полностью отрезано от всей Черноморской линии, хотя и до этого пеших путей практически не существовало. Николай Константинович взял с лазутчика обещание, чтобы тот перед штурмом предупредил гарнизон, а в случае, если к форту невозможно будет даже попасть, разжёг на горе пару сигнальных огней.
Но Лико особенно не доверял лазутчику, тем более после названного им фантастического количества бойцов вражеского отряда. Николай Константинович ежедневно после заката сам производил расчёт по всему гарнизону, каждый раз разъясняя порядок обороны и вглядываясь в ночную тьму. С тех пор по всему гарнизону был объявлен приказ – всем свободным от несения караульной службы ложиться спать исключительно в полной боевой амуниции.
Современная панорама посёлка, внизу заметна река Вулан
Как только в укрепление прибыл лазутчик, всеведущая солдатская молва тут же разнесла весть, что к форту движутся неприятельские полчища, а помощи ждать неоткуда. По показаниям очевидцев, напряжённый и задумчивый Архип Осипович в тот день долго шагал по казарме с заложенными за спину руками. Вдруг он замер посреди казармы и отчётливо проговорил: «Я хочу сделать память России и в минуту неустойки наших подожгу пороховой погреб». Эти слова кажутся пафосными, но в те минуты они, произнесённые устами 38-летнего офицера, поразили однополчан.
Доподлинно неизвестно, знал ли Осипов о клятве, которую штабс-капитан Лико дал генералу Раевскому, или же просто порыв двух воинов и практически ровесников совпал, но Архип Осипович после принятия решения явился к командиру. Выслушав отважное, но тяжёлое предложение заслуженного солдата-«тенгинца», Николай Константинович «благословил» Осипова на этот шаг.
После, два дня подряд, гарнизон перед сном обязательно молился. Впрочем, сном это можно было назвать чисто номинально. Сжимая ружья, бойцы вслушивались в ночные звуки долины Вулана, в каждый вой и плеск горных рек в ожидании врага. Так длилось до раннего утра 22-го марта.
Свежие комментарии