Смерть абрека и мятежника Машуко и его наследие в горах Кавказа
Восстание, поднятое Машуко против кабардинской аристократии, пошедшей в вассальную зависимость Крымскому ханству, в самом начале имело все возможности на успех. С одной стороны, к восстанию примыкали ненавистники крымско-турецких порядков из различных слоёв общества. С другой стороны, восстание носило яркий антикрепостнический характер, мобилизовавший широкие крестьянские массы, бежавшие прочь из аулов и тем самым подрывавшие благосостояние правящего класса.
Однако весь потенциал восстания не был реализован. Впрочем, возможно, и не мог быть реализован. Руководитель восстания в политических интригах изощрён не был и не имел соответствующих связей с элитами, далеко не все из которых были настроены по отношению к Крымскому ханству положительно, мягко говоря. К тому же соединению всех антитурецких, а соответственно, и антикрымских, сил отчасти помешал как раз классовый характер борьбы мятежников. Часть восставших крестьян по старой памяти автоматически воспринимали любых князей и даже военную аристократию (уорков) уже не как защитников, а как потенциальных угнетателей. Но восстание тем не менее продолжалось.
Расцвет Машуко
Машуко, которого различные источники причисляли и к холопам, и к вольным общинникам-крестьянам, и к кузнецам-оружейникам, сформировал свои отряды весьма грамотно. Войско валия Кабарды Исламбека Мисостова, усиленное воинами его сюзерена крымского хана Саадата-Гирея, представляло собой грозную могучую силу. Сражаться с таким противником на поле боя не имело смысла, кроме геройского суицида, конечно.
Поэтому отряд Машуко наносил стремительные жалящие удары по группам крымцев, которых хан намеренно расселил по аулам Кабарды, и по дружинам князей. После рейда отряды, естественно, скрывались в горах. Не забывал Машуко и всеми силами ослаблять хозяйственную базу оккупантов и княжеских «коллаборантов». Угон лошадей, экспроприация холодного оружия и поджог различных строений стали обычным делом. Именно благодаря этой тактике Машуко вошёл в историю как абрек, а тропу, по которой он и его отряды отходили в горы, назвали «Абрек Чекео», т.е. «тропа беглецов». Одним из мест, где скрывались мятежники, было Пятигорье. Этот факт и лёг в основу версии, что знаменитая гора Машук у Пятигорска носит именно имя знаменитого мятежного абрека.
Ликвидировать любой ценой
После первых неудачных попыток подавить восстание, которые потерпели фиаско, князья и ханские оккупанты крепко призадумались. В итоге решили внести разброд в ряды восставших и применить старый как мир шантаж. Для начала провели розыск с целью выяснить имена восставших. Затем в заложники были взяты все члены семей мятежников, а для показательного урока часть членов семей была сразу же выслана в Крым на рынок рабов. Другим же была обещана амнистия и даже возвращение имущества и родственников. Во время карательных действий в рабство попала родная сестра Машуко.
Ряды восставших начали редеть, но неистовый Машуко и не думал прекращать свой мятеж. Наоборот, абрек стал непримиримым врагом. Он открыто говорил, что будет сражаться даже в полном одиночестве. Наконец, щедрые посулы князей и хана смогли пробить в сердце одного из подвижников абрека червоточину. Поэтому мятежника схватили на горной дороге по наводке и убили на месте. Другая версия гласит, что казнили Машука прилюдно. Последнее кажется сомнительным, т. к. такая казнь входит в определённые противоречия с адатами. К тому же вид непреклонного кабардинца перед казнью мог лишь мобилизовать новую волну восстания.
Есть описание смерти мятежника, данное непосредственно кабардинским историком. В 19 веке в своём фундаментальном труде «История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев» один из первых кабардинских историков и филологов Шора Ногмов писал о завершении восстания:
«Бежавшие холопы, скрывавшиеся в горах, помирились с своими хозяевами, но Машуко ни за что не соглашался на это. Он знал, что его сестру отдали крымскому хану, не хотел им простить этого, жег ночью дома, нанося им всевозможный вред. Он ездил за грабежом всегда по одной и той же тропинке, и раз, выехавши из лесу, был убит скрытыми для этого в засаде людьми. С тех пор и доныне гора, на которой он скрывался, называется Машуко».
Рождение легенды и классовая яма
Коварное убийство Машуко обессмертило его имя. Теперь он жил в народе бесконтрольно для крымского хана и местных князей. Тем временем Кашкатауская княжеская коалиция продолжала терять влияние. Количество воинов, которых был способен выставить Асланбек Кайтукин и его княжеские союзники Бекмурзины против коллаборационистской коалиции Исламбека Мисостова, уже не превышало и двух тысяч. Положение было отчаянным. Посланник Кайтукина в Санкт-Петербурге передал представителям России отчаянную мольбу князя о помощи и предупреждение, что, как бы князь того ни желал, но в случае отсутствия помощи он будет вынужден пойти на мир с враждебным Крымом.
Вскоре позиции Асланбека (не без помощи России) укрепились, а междоусобица обрела новую силу гражданской войны. Правда, войны между элитами, в которой простым смертным досталась роль пушечного мяса или дойной коровы. Бывшие члены Баксанской и Кашкатауской коалиций попеременно просили помощи и клялись в верности то Санкт-Петербургу, то Крыму. Положение крестьянства же продолжало ухудшаться. В итоге становилось понятно, что патриотический подъём был использован аристократией для решения собственных задач захвата власти в конкурентной борьбе друг с другом.
В итоге создавшееся положение вылилось в повальное бегство кабардинского крестьянства в Россию, начавшееся в 30-х годах 18-го века. Это ослабляло позиции знати Кабарды, поэтому они постоянно слали гневные жалобы как астраханскому губернатору Артемию Петровичу Волынскому, так и самому императору Петру I. Аристократия Кабарды даже требовала снести крепость Моздок, ставшей прибежищем беглецов. Конечно, знать получила решительный отказ, но и ссориться Россия с кабардинской элитой не желала, поэтому пообещала возвращать беглых обратно, но с одной ловкой оговоркой. Возврату подлежали только некрещёные горцы. Таким образом, правильно спланировав побег, горец вместе с семьёй живо принимал крещение и становился недосягаем для своих преследователей. Кстати, именно этот факт отчасти заставил осман и крымцев усилить мусульманскую экспансию на Кавказе. Для них ислам был своеобразным оружием.
Дошло до того, что кабардинская аристократия задумала грозить России переселением своих подданных из Кабарды на берега Кумы и Кубани. Однако позже они передумали, т. к. всем было ясно, что русские, понимая эту угрозу как жест полного отчаяния, которая в случае её выполнения приведёт князей к потере власти, пропустят это мимо своего внимания.
Восстание и смерть Мамсырыко Дамалея
В 1754-м (по другим данным, в 1767-м, что считается менее достоверной датой) году разгорелось очередное крестьянское восстание. В авангарде восставших встали жители селений Куденетова и Тыжева, расположенных в районе реки Чегем. Причиной восстания стали попытки ещё более расслоить и закабалить свободных крестьян-общинников. Знать решила сильнее привязать их к своим владениям, усилив крепостной строй.
Во главе восставших встал Мамсырыко Дамалей, принадлежавший к сословию свободных крестьян-общинников, права которых как раз и попирались самым жёстким образом. Знать и в этот раз не смогла разглядеть социальную бомбу замедленного действия в собственной политике и безмерной жажде власти. У Дамалея отобрали всё его имущество, а вся семья была лишена прежних прав и стала, по сути, холопами. Мамсырыко поклялся мстить аристократам за такое бесчестие до конца своих дней и, как это уже делал Машуко, бежал в горы, чтобы продолжить борьбу.
На этот раз, когда крестьяне уходили из родных мест целыми кланами (их часто называют «тлепк»), знать не могла просто перебить их или, закабалив часть семьи восставших, принудить их к покорности. Более того, кабардинские князья и аристократия испугались новых требований крестьянства. На этот раз мятежники требовали не просто прекратить усиление крепостного гнёта, но вернуть древние порядки вольного общества. По сути, князья и аристократия лишались своих исключительных прав в принципе.
После нескольких месяцев вооружённого противостояния знать решила пойти на переговоры, но это было лукавством. Так как к Дамалею начали стекаться люди со всей Кабарды, то единства в них не было. Кто-то готов был пойти на мир уже при условии ограничения крепостного гнёта, а кто-то желал полной свободы любой ценой. Этим и воспользовались князья.
Аристократия пообещала снизить уровень повинности и ограничить размах правового произвола, когда даже адаты не соблюдались. В среде восставших наметился глубокий раскол, готовый перейти в конфликт уже внутри конфликта. Пользуясь этим аристократы, следуя старой схеме, убили Мамсырыко. Лишившись предводителя, восстание развалилось, а народ сложился ещё один героический образ, воплощённый в песне:
Людей собирает он с пастбищ и полей,
Ведет он в сраженья крестьянских людей.
Испуг и сумятица в княжеском стане,
Крестьяне приходят с великой войной.
Бегут от повстанцев князья и дворяне,
И прячутся, в трепете, в чаще лесной.
Ведет он в сраженья крестьянских людей.
Испуг и сумятица в княжеском стане,
Крестьяне приходят с великой войной.
Бегут от повстанцев князья и дворяне,
И прячутся, в трепете, в чаще лесной.
Ещё одно восстание было подавлено. Однако уже тогда о полном усмирении крестьянства не могло быть и речи. Социальная болезнь, поразившая Кабарду по вине её собственной элиты, продолжала прогрессировать. До следующего восстания оставалось менее 15 лет.
Ты помнишь, сапёр? Ты помнишь, сестра?
Воевали все, кто могли и успели
Великая Отечественная война оставила неизгладимый след в нашей семье. У нас воевали мой отец, дед жены и моя тетя — сестра отца. Мама, тогда Валентина Васильевна Полевова, 14-летним подростком работала по 12 часов на военном заводе, она делала ящики для снарядов. Мой отец, Лепилин Владимир Дмитриевич, родился в Москве в 1925 году.
Его родителями были Дмитрий Матвеевич Лепилин и Степанида Андреевна Кондратьева, выходцы из крестьян Рязанской губернии. Владимир был младшим ребенком в семье. У него были две сестры – Анна и Антонина.
Семья ещё до рождения сына обосновалась в Москве. Отец пошёл воевать в 17 лет — приписал к своему возрасту год, что делали тогда очень многие. Призывался в Измайлове, в тогдашнем Сталинском райвоенкомате. С января по май 1943 он проходил обучение в отдельном запасном сапёрном батальоне и с мая 1943 по август 1945 года воевал сапёром.
Владимир Дмитриевич служил в специальном подразделении (178-м отдельном моторизованном инженерном батальоне. – Авт.) 4-го гвардейского стрелкового корпуса, который входил в Центральный, а затем в 1-й Белорусский и 2-й Белорусский фронты. Заканчивал войну отец во 2-й Ударной армии уже в составе 41-й краснознамённой мотоинженерной Ордена Суворова бригады Резерва Главного командования, которую направили в Восточную Пруссию.
Он много рассказывал нам, как, рискуя жизнью, ползал по нейтральной полосе, ставил и снимал минные заграждения. Вспоминал он и о своих боевых приключениях в роли посыльного, когда он практически лоб в лоб столкнулся с фашистами. О том, как любил петь вместе с сослуживцами между боями.
А ещё он иногда вспоминал о том, как бойцы, предчувствуя опасность, думали о том, что могут погибнуть. Так, увы, и произошло со многими его боевыми товарищами. Но отцу, наверное, везло, и за всю войну он получил только одно лёгкое ранение. Его мама, Степанида Андреевна, за время войны получила несколько благодарственных писем от командиров части, в которой служил отец. Вот только одно из них.
Они дошли до Кёнигсберга
Владимир Дмитриевич – кавалер ордена Славы III степени. В его наградном листе написано вполне достаточно, чтобы в который раз понять: такие награды просто так никому не давали. Не случайно «Славу» солдаты сразу приравняли к Георгиевскому кресту.
«Красноармеец Лепилин В.Д. особо отличился при выполнении боевого задания по минированию переднего края нашей обороны на левом берегу р. Вислы. В сложной боевой обстановке под огнём противника в нейтральной зоне за две ночи установил 25 штук противотанковых мин.
Во время наступления наших частей под сильным ружейно-пулемётным и миномётным огнём противника тов. Лепилин В.Д. перенёс и установил 100 шт. противотанковых мин, а также он сделал два прохода в минных полях. Эти проходы обеспечили при наступлении выход танков и артиллерии на с. Домбрувки. Село Домбрувки было взято нашими войсками.
Ходатайствую о награждении Красноармейца Лепилина В.Д. Орденом Славы III степени.
Командир батальона майор Белоус, начальник штаба ст. лейтенант Метельков».
Во время наступления наших частей под сильным ружейно-пулемётным и миномётным огнём противника тов. Лепилин В.Д. перенёс и установил 100 шт. противотанковых мин, а также он сделал два прохода в минных полях. Эти проходы обеспечили при наступлении выход танков и артиллерии на с. Домбрувки. Село Домбрувки было взято нашими войсками.
Ходатайствую о награждении Красноармейца Лепилина В.Д. Орденом Славы III степени.
Командир батальона майор Белоус, начальник штаба ст. лейтенант Метельков».
Также отец был награжден медалью «За отвагу», которая пользовалась особым уважением среди солдатско-сержантского состава, так как к ней представлять могли и младшие командиры, сражавшиеся с ними бок о бок. Мы отыскали на сайте «Подвиг народа» наградной лист, который здесь тоже нельзя не процитировать:
«Ефрейтор Лепилин особо отличился при сопровождении самоходной артиллерии на подступах к г. Гдыня. Нашим самоходным установкам преграждал путь противотанковый барьер, подходы к которому простреливались автоматно-пулемётным огнём противника Рискуя жизнью, действуя решительно и смело, ефрейтор Лепилин увлёк за собой группу бойцов и под автоматно-пулемётным огнём п-ка (противника. – Авт.) взорвал противотанковый барьер, чем способствовал успешному продвижению самоходных установок в г. Гдыня».
В январе 1945 года отец освобождал Варшаву, за что также получил боевую медаль.
Сапёр Владимир Лепилин дошёл до Кёнигсберга, там и закончил войну в звании младшего сержанта. За образцовое несение военной службы, мужество и героизм, проявленные в боях с фашистами, он был направлен в Москву для участия в Параде Победы 1945 года. На кадрах исторической хроники можно увидеть и моего отца, марширующего по Красной площади 24 июня 1945 года.
Его старшая сестра, Лепилина Антонина Дмитриевна, тоже воевала, служила техником в знаменитом женском бомбардировочном полку под командованием Марины Расковой. Сначала он был просто номерным — 587-м, а позже, когда командир полка трагически погибла вместе с экипажем, носил её имя и стал 125-м гвардейским пикировочно-бомбардировочным полком.
Полк входил в состав 4-й бомбардировочной Борисовской дивизии, гвардейской и Краснознамённой, которая бомбила фашистские тылы и позиции от Смоленска и до Кёнигсберга. Где-то там они, наверное, могли бы встретиться с братом, но никаких сведений или воспоминаний об этом, к сожалению, в семье не осталось.
Им повезло остаться в живых
Владимир Дмитриевич закончил службу в 1947 году, из сапёров он был переведён в артиллерию. Дослужился, правда, только до заместителя командира орудия артиллерийской бригады. Он был наводчиком 85-мм пушек и 152-мм гаубиц. После войны отец трудился на военном авиационном заводе «Салют» модельщиком.
В отличие от младшего брата, Антонина Лепилина прошла практически всю войну. На аэродромах, которые полк должен был менять едва ли не постоянно, она чинила самолёты наших прославленных лётчиц и прикрепляла к ним тяжелые бомбы.
Войну Антонина Дмитриевна закончила в звании гвардии сержанта технической службы. Награждена орденом Красного Знамени, медалями «За боевые заслуги» и «За оборону Кавказа». К 40-летию победы получила также орден Отечественной войны II степени.
Я и мои сыновья всегда будем помнить воинские подвиги моего отца, его сестры, участников Великой Отечественной войны, трудовые подвиги мамы, участника трудового фронта, гордиться их вкладом в нашу Великую Победу.
Свежие комментарии