Михаил Делягин: Возрождение России начнется с жесткой конфискации
Закон запрещает обирать до нитки коррупционера и его родственников, что только стимулирует взяточничество во власти

Коррупционные преступления являются прямой угрозой самой российской государственности. Их тяжесть усугублена высокой латентностью, объективно обусловленной спецификой коррупции.
Еще в 2003 году правящая бюрократия руками «Единства» (предшественник нынешней «Единой России») отменила советскую норму конфискации имущества как отдельного вида наказания. С того времени конфискация применяется только в отношении имущества, непосредственно использованного для совершения преступления, либо полученного в его результате.
Это обусловило неизменно высокую привлекательность коррупционной деятельности, так как совершавшее коррупционные преступления должностное лицо лишается только имущества, полученного от раскрытых преступлений, и после отбытия наказания получает возможность жить припеваючи за счет полученного от совершенных им нераскрытых преступлений.

Римские поминки: Стоит ли Путину ехать на прощание с понтификомФранциск соберет на свои похороны многих государственных лидеров
В результате сложилась поразительная ситуация, при которой коррупция не просто стала наиболее рентабельным видом бизнеса, но и воспринимается в силу этого значительной частью бюрократии отечественной сборки как едва ли не основа государственного строя.
Это имеет и серьезные геополитические последствия, так как самоубийственная миграционная политика, насколько можно судить, во многом вызвана именно стремлением заменить носителей русской культуры, воспринимающей коррупцию как преступление, носителями иных культур, в силу большей глубины социальной катастрофы воспринимающих взятку как нормальную деловую транзакцию.
Именно для недопущения подобной совершенно неприемлемой ситуации мировая практика (в частности, американские законы о борьбе с организованной преступностью — RICO) предусматривают конфискацию имущества как весьма эффективный метод пресечения преступных посягательств и их профилактики.
В США в рамках указанных законов конфискуется в том числе и добросовестно приобретенное имущество участников организованных преступных сообществ, если они не сотрудничают со следствием (это относится и к коррупции во власти, которая не может существовать сколь-нибудь долго «на индивидуальном подряде» и в заметных масштабах всегда связана с мафией, — в том числе и когда сама формирует ее).
Более того: в США может быть конфисковано добросовестно приобретенное имущество даже членов семей мафиози, если последние не сотрудничают со следствием.
Устанавливая эту норму, закон с предельной жесткостью ставит преступников перед выбором между сохранением благополучия своих близких и сохранением лояльности своей организации и ее лидерам.
Поскольку в условиях реальной, а не фиктивной борьбы с организованной преступностью «общаков» заведомо не хватит для помощи семьям всех ее арестованных членов (да они и создаются на самом деле не для этого, а для экспансии), применением указанного механизма американское государство качественно ослабило мафию и лишило ее основной части влияния на политику.
Безусловно, в случае возникновения желания реальной борьбы с организованной преступностью (и в том числе с коррупцией) в России, этот крайне целесообразный механизм будет востребован и у нас.
Ведь сегодня коррупционеры массово и надежно защищают украденное, просто оформляя его на своих родственников, — а у правоохранительных органов, как правило, нет даже права задавать вопросы о его происхождении.
В результате борьба с преступностью вырождается в нелепый фарс, а сами правоохранительные органы и их представители выглядят глумливым надругательством над самой идеей правового государства.
В силу самоочевидной противоестественности сохранения этого положения предложения о возвращении конфискации имущества как меры борьбы с преступностью вносились многократно, — но всякий раз методично отклонялись поддерживающими указанное положение силами по самым вздорным и нелепым основаниям.
Так, в 2004 году правительство сослалось на то, что конфискация как мера наказания (за исключением средства совершения преступления или дохода от него) не предусмотрена Конвенцией ООН против транснациональной организованной преступности 2000 года и Конвенцией об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности 1990 года.
В 2015 году правительство существенно расширило свою аргументацию, указав, что, помимо этих двух конвенций, конфискация имущества как мера наказания (за исключением средства совершения преступления или дохода от него) не предусмотрена еще и Конвенцией Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию 1999 года.
И лишь в 2021 году, когда в условиях к тому времени уже длительной (самое позднее с 2014 года) санкционной войны Запада против России, последовательно попиравшей все нормы международного права, правительство России заявило, что конфискация имущества преступника якобы «не корреспондирует с основополагающими принципами Конституции Российской Федерации о признании и защите частной собственности, а также о запрете на лишение имущества иначе как по решению суда».
Эта формулировка наглядно свидетельствует о деградации уровня российской бюрократии, вполне искренне считающей законодательную защиту частной собственности (при помощи расширением наказания за преступления против нее) ее отрицанием.
Читайте также

Министерство обороны судится с поставщиками — что не так с гособоронзаказомДмитрий Аграновский: Генералы на поле боя обязательно должны побеждать, а в суде может быть по-разному
Конечно, можно предположить, что государственные юристы осознают криминальный характер значительной части созданных к настоящему времени состояний и рассматривают их защиту как поощрение воровства и коррупции и тем самым подрыв институтов частной собственности, — однако такая гипотеза представляется все же слишком смелой.
А указание на исключительно судебный характер лишения имущества обнажает вероятное непонимание правящей бюрократией того элементарного для обычных людей факта, что все решения в рамках Уголовного кодекса (в том числе и о конфискации имущества) принимаются исключительно судом.
Хотя, возможно, вышедшие прямиком из горнила кровавых 90-х государственные деятели и их сотрудники об этом действительно не подозревают.
Впрочем, все подобные юридические нелепости вызваны всего лишь неуклюжим и непрофессиональным прикрытием сути критически значимой части современной бюрократии, ориентированной на обслуживание интересов откровенных преступников, — и, соответственно, на всемерное ограничение возможностей борьбы с ними.
Это наследие кровавых 90-х вполне способно уничтожить Россию само по себе — даже без энергичной и многообразной поддержки со стороны «совокупного Запада».
Вместе с тем завершение стратегии разрушения и разграбления нашей Родины и переориентация на ее созидание неизбежно будет сопровождаться ограничением разгула преступности — и, соответственно, восстановлением конфискации имущества как одной из наиболее очевидных и эффективных мер борьбы с ней.
Поэтому возврат к конфискации имущества преступника, пусть даже если это имущество легализовано, будь этот возврат осуществлен по советским или американским образцам, представляется одним из очевидных маркеров начала возрождения России.
Свежие комментарии