Несмотря на общий кризис христианства в XVI-XVII веках, падение авторитета институтов теократии, мировоззренческий застой и первые робкие шаги науки Нового времени — единственной Скрепой, прочно удерживающей паству в лоне своих Церквей… оставалась вера в дьявола. Все сословия были убеждены в его существовании, от королей — до последнего нищего.

Именно поэтому повсеместные кампании борьбы с «врагом рода человеческого» и его пособниками представлялась наиболее привлекательными для общественного консенсуса. Соблазнённые столь простым решением, Европы (в рамках психологической разгрузки от военно-политических и экономических неурядиц) зажгли многочисленные костры, на которых ухитрились спалить не счесть сколько народа. От 200 тысяч до миллиона.

Как-то странно это мракобесие обходят стороной в наших широтах. Даже на государственном уровне постоянно повторяют (в разных редакциях) слова историка-славянофила, теоретик официальной «народности» Михаила Погодина:

«У нас не было западного безземельного рабства, не было пролетариев, не было ненависти, не было гордости, не было инквизиции».

Насчёт первых пунктов — частично соглашусь, хотя доля лукавства тоже присутствует. И таки да, московские государи не создали систему настоящей инквизиции по западному образцу. Централизованной организации, главную ищейку и инициатора колдовских процессов.

Но источники того времени говорят: русская репрессивная машина работала против «пособников нечистого» не с меньшим размахом, чем у соседей. И не было инквизиторов в форменных скромных сутанах, светская власть своими силами неплохо справлялась.

То дело государево…

Первым дымком потянуло с берегов Босфора. Когда христианский Константинополь в 1453 году пал. По всей Европе этот факт расценивался знаком приближающегося Апокалипсиса. Москва быстро сочинила себе концепцию «Третьего Рима», наш государь объявлялся наследником римских императоров и константинопольских басилевсов. С претензией на создание огромной христианской империи. Для того, чтобы было «как у них», — зажгли несколько костров в рамках борьбы с «жидовствующими».

Во времена уже Ивана Грозного получила широкое хождение книга анонимного автора «Повесть о волховании». Если сравнить с «Молотом ведьм», то явная преемственность найдётся. Неизвестный русский автор умело адаптировал европский опыт под национальные особенности устройства государства. В отсутствие инквизиции царь и епископы должны взять её репрессивные функции на себя. Государь:

«написати книги повеле и утверди и проклят чародеяние и в весех заповеда после таких огнем пожечи».

В народных преданиях Иван Грозный иногда предстает борцом с колдунами и ведьмами. Но тут есть тонкость, хорошо изученная отечественными этнографами и фольклористами: народное сознание таким образом переосмысливало курс царя на подавление внутренней оппозиции, опричный террор.

Одна из популярных сказок повествует: Грозный велел изловить ведьм на Руси. Поймали всех, кроме одной. Собрал царь эту нечисть на Красной площади Москвы, обложил соломой и поджёг саморучно. Но оставшаяся ведьма прокричала заклятье, её товарки обернулись сороками и воронами, разлетелись. За что эти птицы и были прокляты государем.

Русь, как обычно, долго запрягала… XVI век не сформировал внятной политики в борьба с колдовством. Не сделал это обязательным элементом государственной безопасности. Но мистически настроенные государи верили в наличие тёмных сил, старались оградить лично себя от чародейства. В присяге царю Борису Годунову в 1598 году говорилось:

«Ни в платье, ни в ином ни в чем лиха никакого не учинити и не испортити, ни зелья лихово, ни коренья не давати. Да и людей своих с ведовством не посылати и ведунов не добывати на государское лихо … а кто такое ведовское дело похочет мыслити или делати … того поймати».

Дело в том, что на Руси долго не могли сформулировать, что такое «колдовство». Не существовало мыслителей-демонологов (как у европцев), религиозно-философского учения о ведьмах. Это католическая схоластика опиралась на памятники классической древности, яростно изживая язычество в церковном христианстве. У нас же полу-языческой была вся страна, стоило только за ворота стольного города на версту отъехать.

Так и появилось прекрасно видимое цивилизационное различие в борьбе с «нечистым». На Западе колдовство считалось преступлением против Бога и человека, на Руси — против государства и царя.

После Смутного Времени,

наконец, прорвало. Борьба с колдунами — это главная примета первых Романовых, апогей мракобесия. Дел появилось до неприличия много, архивы полны расследованиями местных воевод, перепиской с Москвой. В особых случаях из столицы выезжают правительственные комиссии. Сфера регулируется специальными Указами царя, они пишутся под каждый отдельный случай «колдовского преступления».

Как водится, скоро такая борьба становится излюбленным политическим инструментом. Чиновники стараются обходить светское законодательство, действовать на своё «анти-колдовское» усмотрение. Царская канцелярия полнится челобитными: «Без государева указу и без розыску пытан (а)».

Часто следствие и террор обрушиваются на целые территории. В 1628 году арзамский воевода обвинил монастырских крестьян в наведении порчи, готовилась масштабная карательная акция с горящими срубами. Ужаснувшись, местный архимандрит птицей поспешил к царю, настоял на личной передаче челобитной. Умолял, чтобы дело из Арзама передали в Нижний Новгород:

«чтоб монастырские вотчинки не запустели и крестьянцы не разбрелись».

В 1664 году в Сумах местный воевода расследовал дело «черкеса Умая Шамордина». По нему проходило… 1452 человека! Допрос предполагал использование пытки железом и дыбой, многие подследственные и свидетели скончались ещё до суда. Когда в Москве узнали о таком местечковом геноциде подданных, всполошились. Воеводу окрикнули, потребовали подробный отчёт о небывалой смертности. Тот ответил: «Те черкасы за караулом померли своей смертью». Дело замяли.

Великий московский суд.

В ноябре 1638 года одна из придворных мастериц Мария Сновидова — рассказала государыне: другая мастерица Дарья Ламанова сыпала заговорённый песок на следы царицы. Дело поручили окольничему Стрешневу и дьяку Тараканову. Колдунью Дарью запытали до признательных показаний:

«в том-де, что она перед государем и перед государыней виновата, ходила в Замосковоречье к некой Настасьице, которая заговаривает пепел от женских воротников».

Настасьицу разыскали. Родом оказалась из Чернигова, а муж у неё — литвин Янко Павлов! Дело сразу стало политическим, под пытками полились совсем другие вопросы. Но пытаемая Настасьица отрицала злой умысел и связь с иностранной державой. Говоря: мастерицам говорила сжигать воротники и сыпать пепел на след царицы, чтобы та добрее и внимательнее относилась к служанкам. На вопрос, кто научил такому, ответила — Манка Козлиха, старая травница.

Старуху тоже подвесили в пыточной, но Манка признала только: во время болезней ставит людям горшки на живот, выговаривает некоторые недуги. Под третьей пыткой — о трёх слепых ворожеях, которые обучили её умершую мать таким трюкам. Ульянку, жившую у Арбатских ворот, Дуньку из Лужников и Феклицу из Стрелецкой слободы тоже потащили в подвалы. Но бабы были стойкими, злого умысла не признавали за собой.

Наметился неожиданный поворот следствия в январе 1639 года. После непродолжительной болезни умер пятилетний царевич Иван, в марте скончался новорождённый царевич Василий. Царедворцы немедля вспомнили о «колдовской секте» Дарьи Ламановой, сыпавшей пепел на следы царицы. Немедля последовал царский указ:

«С того времени как Дашка по ведовству жонки колдуньи Настьки на след государыни сыпала пепел и от того времени меж их государей скорбь и в их государском здоровье помешка».

Всех подозреваемых подвергли пытке «жжением», до костей прожигая руки и ноги. Настасьица и слепая Ульянка умерли, но никаких новых сведений не удалось узнать от стойких баб. Дарью Ламанову с мужем сослали в Сибирь. С той поры повелось: как только кто-то в царской семье чихнул или (не приведи господи) заболел или умер… немедленно открывалось дело о возможном колдовстве. Костры полыхали регулярно.

Маразм крепчал.

В 1647 году царь Алексей Михайлович отправил специальный Указ шацкому воеводе Григорию Хитрово. С конкретным приказом, как поступить с уличёнными в колдовстве супругами Агафьицы и Терешки. С описанием вины подсудимых: люди, приходившие к ним гости, заболевали. А поскольку супруги не признавались в злом умысле даже под пытками, … значит колдуны. Логика! Повелевалось:

«Причастя святых Божьих тайн, вели их вывесть на площадь и, сказав им их вину и богомерзкое дело, сажать их на площади в сруб и облокши соломой сжечь».

Но воевода… даже имея на руках утвержденный Указ, оказался смелым мужчиной. Не решился привести в исполнение приговор, попросил о пересмотре дела. Нашёл явные признаки «оговора мужика Терешки».

Через год и последующие… царь регулярно рассылал подобные Указы. Они становились всё более туманны, речь шла о каком-то масштабном социальном явлении:

«Иные прелестники мужского и женского пола в городах и уездах бывают со многими чародействоми волхованием, … а иные люди таких чародеев и волхвов и богомерзких баб, вдов к себе призывают и к малым детям, и те волхвы над больными и над младенцами чинят всякое бесовское волхование».

Всем воеводам такое рассылалось. С указанием «уличённых в чародейском волховании» ссылать в медвежьи углы государства, вопиющие эпизоды подогревать пылающими срубами. Причина такой активности тоже понятна. Охваченная гражданской войной Речь Посполитая исправно поставляла тысячи беженцев, многие приносили с собой неизвестные «еретические и магические книги». Которые жгли наши борцы с колдовством строго по европским методикам. Иногда — с владельцами.

Особое место мракобесы нащупали, когда распробовали свои методы «борьбы с нечистым» во время вспышек эпидемий. Обычно выписывалось такое лекарство:

«Таких злых людей и врагов Божиих искать и в срубах сжечь безо всякие пощады и домы их велено разорить до основания».

После Переяславской рады 1654 года «горящие срубы», обложенные соломой, стали ещё популярнее. Гетманщина была в этом вопросе очень продвинутым местом, будущих украинцев уже долгое время приучали решать вопросы бытовых неурядиц католики-поляки. В 1666 году гетман Брюховецкий:

«велел сжечь пять баб ведьм да шестую гадяцкого полковника жену».

В 1682 году в Москве открывается Славяно-греко-латинская академия (будущий Московский Университет) В указе царя Федора Алексеевича специально оговорено:

«А от церкви возбраняемых наук, наипаче же магии естественной и иных, таким не учити, и учителей таковых не имети. Аще же таковые учители где обрящутся, и они с со учениками, яко чародеи, без всякого милосердия да сожгутся».

Москва почти каждый год сталкивалась с громкими процессами, мужиков жгли в срубах, баб закапывали по грудь в землю и ждали их смерти несколько дней. Кого-то постоянно забивали до смерти самосудом посадские, топили и вешали… С воцарением Петра I в конце 1680-х годов колдовские процессы резко идут на убыль.

Но в 1689 году в Москве опять смрадно от дыма — сожжён немецкий поэт-мистик Квирин Кульман, обвинённый в ереси, неуважении к царской власти. Тот ещё фрукт, как-нибудь расскажу его грустную и поучительную историю. А царь-реформатор не спешил заканчивать мракобесие. Понимал великий объединительный фактор суеверий не очень образованного народа. В 1716 году в Воинском уставе лично написал:

«Ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохульный чародей: оный по состоянию дела о жестоком заключении, в железах, гоняемым шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть».

Но данная статья на практике не применялась, во всяком случае документов не найдено. Солдат-колдунов не было или предпочитали господа офицеры по другим статьям «ружейных заговорителей» проводить — то тайна.

Дела частные…

Всеобщая вера в колдовство очень скоро стала инструментом решения имущественных и семейных споров. Этим одинаково охотно пользовались аристократия и низшие сословия. Один кабатчик мог оговорить конкурента, что тот: «привёз с поля коренье, неведомое какое, а сказал от того де коренья будет у меня много пьяных людей».

Так же решались семейные конфликты. В 1622 году крестьянин Лунка Ушаков, желая свести счёты с тёщей и женой, публично утверждал: супруга отравила его брата ядовитым корнем, который вырастила на «ведьмином болоте» её мать. Когда нетрезвый «инквизитор» чуть не забил обеих до смерти, те признались в преступлении. Но дело дошло до местного воеводы… в тюрьму по обвинению в нанесении побоев и колдовстве был брошен сам Лунка.

Колдовские процессы на Руси в XVII веке имели и другую яркую особенность: помещики использовали этот инструмент против неугодных им крестьян. Слишком часто подающих жалобы. Вторым популярным видом спорта стали сотни обвинений «ведьм», которые умышлено лишали мужиков сексуальной силы, либо насылали болезни. Иногда даже целые «колдовские группы» раскрывали, до полутора сотен обвиняемых представали перед судом.

Но мракобесие отступало, многие дела заканчивались ничем или встречными исками об оговоре и лжесвидетельстве. Колдовские процессы прекратились не столько благодаря просвещению и развитию наук, сколько по самодержавной воле. Которая этот процесс и запустила в своё время. Тут опять отличился реформатор Пётр I, разобравшись в одном странном явлении…

Кликушество.

В XVII веке, совершенно одновременно со взлетом экзорцизма в Европе, Россия подхватила страшный социальный недуг, пандемию кликушества. Кликуша (или икотница) — это такая женщина, в которую, по поверью, вселился бес. Но не самостоятельно, его «подсадила» ведьма, реже — колдун. Считалось, кликуши не выносят аромата ладана, поэтому их беснования случались во время церковных служб.

Часто во время припадков кликуши выкрикивали имена людей. На кого они указывали — автоматически считались подозреваемыми. Именно якобы они помогали ведьмам «подсадить» беса в несчастную. Бред кликуш считался неоспоримым доказательством, «окликаным» оставалось лишь терпеть пытки. Очень скоро новый бизнес распробовали и мужики, обычно профессиональные нищие и юродивые. Народ предпочитал им на глаза не попадаться, щедро оплачивая молчание мерзавцев немалыми «отступными подаяниями».

Так вот, в конце XVII века кликуши настолько расплодились (их специально «разводили» для своих целей церковные архиереи), что уже стали влиять на очень серьёзные процессы государства. Перед тем, как Пётр I окончательно взял власть в свои руки, кликуш для наветов на молодого царя активно использовала партия царицы Софьи. Позже — противники его реформ. В конце концов безобразие допекло скорого на расправу царя. В 1715 год выходит указ, запрещающий кликушество:

«Ежели где явятся мужеска и женска пола кликуша, то сих имея, приводить в приказы и допрашивать под пыткой».

Как только прокатилась волна скорых дознаний, государь и его окружение пришли в ужас от творящегося беспредела. На следующий год Пётр подписывает новый, поистине революционный Указ. Теперь все (без вариантов) кликуши и колдуны — признаются мошенниками, подлежат гражданскому суду.

Подобный Указ выходит и при Анне Иоанновне. Тёртая баба мигом поняла, куда задули церковные ветра при попытке подсунуть ей ограничительные «Кондиции». Но она ударила более точно, нежели её сводный дядюшка: приказала лишать сана священнослужителей, которые держат при церквях кликуш, не передают их светскому суду. Санкт-Петербург был от этого лиха очищен за неделю, две дюжины настоятелей угодили в арестантские роты.

Но провинция «показания» кликуш ещё использовала даже во второй половине XVIII века. С их бреда возбуждались уголовные дела. Теперь профессиональные кликуши обвиняли людей в воровстве, убийствах, обмане и других преступлениях, не имевших отношения к потустороннему миру. Государство постепенно сообразило, отреагировало на смену трендов.

В марте 1770 года появляется Указ «О предостережении судей от неправильных следствий и решений по делам о колдовстве и чародействии и о наказании кликуш плетьми, яко обманщиц». Документ очень пространный, подробно объяснивший:

«суеверие имеет своей природой не только закоснелое легкомыслие многих людей, но корысть, злобу и обман».

В законодательстве Российской империи специальные наказания для кликуш и совершающих навет в колдовстве были сохранены до революции 1917 года. По Уложению о наказаниях 1885 года — данной категории граждан грозил срок в тюремных психбольницах, от 4 до 8 месяцев.

Эпоха прогресса.

Петровские реформы появились, большей частью, в русле «западничества», которое к началу XVIII века сумело сформулировать целостную и научную картину мира, где религия быстро теряла прежний авторитет. Костры инквизиции погасли, проект Просвещения делал ставку на человеческий разум. Отрицая всё громче существование богов и магию.

Новое мировоззрение было заимствовано, но плоды Просвещения в нашем специфическом климате зрели крайне медленно. Вплоть до XX века обвинения в колдовстве оставались мотивом многих преступлений, поводом для судебных разбирательств.

В 1770 году судили крестьян малороссийского села Войтовка. После нескольких смертей односельчан они решили: в округе появился… упырь. «Очевидцы» рассказывали, тот ходит в тёмных длинных одеждах, очень похож на приходского священника. Вспыхнул бунт, жители села с пристрастием стали допрашивать попадью. Та сообщила: муж страдает бессонницей, действительно не прочь погулять в ночное время. Священника притащили на кладбище, неумело вогнали в грудь осиновый кол, бросили в могилу ещё живым и закопали. Смертность в селе не сократилась, кстати... А поротые «инквизиторы» отправились осваивать Сибирь.

В Новогрудском уезде (Белоруссия) в селе Окопович летом 1855 года случилась засуха. А эта местность ещё жила уверенностью: вызвать дождь можно, если закопать живьём «нехорошую» старуху. Неизвестно по каким резонам выбрали несчастную, но когда в Окоповиче хоронили двух детей, собравшаяся толпа затолкала к внукам в могилу… их бабушку. Участники акции получили по 12-14 лет каторги.

Постоянно вспыхивали по Империи народные расправы и над ведьмами. В 1879 году сожгли в собственной избе Новгородской губернии солдатскую жену Игнатьеву. Которая привезла из столицы, где работала прислугой… косметику. Похваставшись односельчанам, не учла один факт. В красивых пузырьках и склянках было опознано ими — «колдовское зелье».

Приезд её совпал со вспышкой какой-то болезни, несколько женщин умерли в скоротечных лихорадках. Игнатьеву обвинили в колдовстве и сожгли. А суд присяжных оправдал крестьян, посчитав их действия… недостатком просвещения среди сельского населения. Лишь трое были приговорены к церковному покаянию. И таких случаев было сотни.

Выводы

делать не буду, пожалуй. Сами понимаете: народное мракобесие, постоянно подпитываемое жрецами, штука опасная. Только вот сегодняшней Думе VIII созыва не лишним будет поднять проект закона от большого чудака Милонова. Когда предлагается за занятия «народной медициной или оккультно-магической деятельностью» без лицензии и специального экзамена в медицинском вузе — штрафовать беспощадно, в случае причинения материального ущерба или вреда здоровью — сажать до пяти лет. А то приняли не пойми чего, вегетарианское и малоэффективное. А лихо мошенническое никуда не делось.

«Потомственные колдуны и ведуньи» процветают как и прежде, тишком переехав в Сеть. Как и не меняются официальные данные из регулярных исследований РАМН. Где 90% «народных целителей», по-прежнему не имеют медицинского образования, свыше 40% из них — наоборот, имеют… медицинские карточки в специальных психоневрологических диспансерах. Вот почему рынок паранормальных услуг каждую осень и весну серьезно просаживается. Просто его участники разъезжаются в «отпуска». На туманные Галоперидольные Острова.

ß

Что получала Российская Империя от «верности союзническому долгу»…

«Войну и мир» стоит почитать для начала. Хотя произведение художественное, но безоговорочно верю правдивости подобного диалога. 1805 год. Московский дом графа Ильи Ростова:

«— И зачем нас нелёгкая несёт воевать с Бонапартом? — сказал Шиншин.

Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.

— А затэм, мылостывый государ, — сказал он, выговаривая «э» вместо «е» и «ъ» вместо «ь». — Затэм, что импэратор это знаэт. Он в манифэстэ сказал, что нэ можэт смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэзопасност империи, достоинство её и святост союзов».

Чем история закончилась, общеизвестно. Как при Александре Суворове «союзник» Австрия возложила на Россию почётное право лить кровь за её интересы. Был Аустерлиц, где удивлённый безалаберностью императоров Наполеон вдребезги разбил русскую и австрийскую армии. Потом Вена тактично слилась, дав нам героический, но «с кровью по колено» Фридланд. Закончилось дело Отечественной войной, сгоревшей Москвой, тотальным разорением западных и центральных губерний. Зато была соблюдена «святость союзов».

Сегодня Скрепы исправно подправляют, чего уж давно погибшие души жалеть. Если дедушка Толстой писал мощно, но с юморным подтекстом, сегодня в лоб бьют идеологией. На полном серьёзе и с государевых трибун утверждая:

«... являясь участником разработки стратегий коалиционных войн, Российская империя проводила военные операции, зачастую предназначенные облегчить положение союзников, руководствуясь интересами блока в целом».

Это наш крест такой, толстый намёк исторический. Сам погибай, а товарища выручай. Русский солдат обязан воевать (прежде всего) за победу всей коалиции. А потом дело доходит до реализации национальных задач, если вообще о таковых вспомнят наверху. Именно этот идеологический фактор часто фиксировали и в приказах по русским армии и флоту. Сегодня явление отказываются переосмыслить, не желая называть вещи своими именами.

Исторические союзники?

В августе 1914 года Россия забыла всю собственную историю. Пропаганду войны в защиту откровенно оборзевшей Сербии раздували абсолютно все казённые и частные СМИ. Политические партии слились в милитаристическом угаре, лишь что-то подозревающая фракция большевиков в Думе тихонько утопала на каторгу полным составом. Уверенная в одном: тут революции не видать с таким «патриотическим подъёмом», придётся ждать озарения пролетариата Германии.

Хрестоматийная формула генерала Карла Клаузевица гласит: «война есть продолжение политики иными средствами». Чтобы войну считать выигранной, она обязана закончиться выгодным миром. В противном случае — это преступление против собственного народа, если конечно не ответ на прямую агрессию.

Поучительных историй военных союзов Россия знает немало. Как и примеров предательства союзниками. Воодушевлённый Пётр I вступил в войну со шведами, втянутый в союз с Речью Посполитой и Данией. Последняя заключила перемирие с Карлом XII через несколько недель, бравые поляки стали резаться промеж себя, махнув рукой на шведов после показательной рижской порки.

Чтобы суровые скандинавы не выпотрошили коронные земли дочиста, шведскую армию стали исправно снабжать харчем, фуражом и собственными солдатами. И очень странным смотрится пробел в отечественной историографии, когда никто не озаботился провести подсчёты: сколько «союзников-поляков» участвовало в битве под Полтавой. На стороне Карла XII, разумеется.

Пётр Великий выиграл Северную войну? Конечно. Повезло неслыханно, Западной Европе было не до нас. Самозабвенно дербанили «испанское наследство», вцепившись друг в друга с 1701 по 1714 годы. Великие державы потому и проморгали «чухонскую форточку» в свою коммуналку, банально некому было помочь шведам.

Дальше. Пруссия, Австрия, Пьемонт и Испания решили удавить в колыбели революционную Францию. Пошли монархическим походом, так сказать. Наша Екатерина Великая с большим удовольствием приняла приглашение, вступив в антифранцузскую коалицию. После казни короля Людовика даже публично всплакнула, сказав: «…нужно искоренить всех французов для того, чтобы имя этого народа исчезло».

А что сделала крайне практичная немка, как высморкалась в мокрый платочек после столь агрессивного обещания геноцида? Правильно, ничего. В 1795 году направила в Северное море эскадру вице-адмирала Ханыкова в составе 12 кораблей и 8 фрегатов. ВМФ России конвоировал купцов, лениво демонстрировал флаг голландскому побережью. Боевых потерь не зафиксировано, зато прижимистые англы дулись на государыню, как мыши на крупу. Отсыпая мешками золото на содержание русского контингента в коалиции.

Екатерина II под этой ширмой «союзничества» занялась решением собственных проблем с Турцией и Речью Посполитой. И только её несвоевременная смерть помешала русскому солдату затянуть удавку на шее Стамбула.

Непутёвый Павел в 1799 году, строго поперёк политики матушки, вступил в коалицию с Англией, Австрией, Турцией и Неаполитанским королевством против республиканской Франции... уже со всей серьёзностью. Александр Суворов занял Италию, адмирал Ушаков — Корфу. Но союзники быстро сообразили что к чему, после наших громких побед предали. Суворов едва вырвался из альпийского мешка, над Корфу (в итоге) взвился британский флаг.

В 1854-1855 годы Англия и Франция напали на Россию, высадившись в Севастополе. Спасая от полного разгрома несчастных турок. Организовали первую мировую экономическую блокаду, даже на Дальний Восток рискнули сунуться. Спасённая от революции несколькими годами ранее русским оружием «союзная» Австрия немедленно мобилизовалась, двинула к нашим границам почти миллион солдат. Откровенно угрожая ввязаться в войну на стороне Англии и Франции.

Итог? Севастополь получал из Дунайской (более многочисленной) армии крохи подкреплений и пороха, умылся кровью рукопашных, был буквально сметён артиллерией со своих геройских бастионов.

Единственным государством, поддержавшим Россию, была Пруссия. Благодаря ей экономическая блокада свелась к минимуму, именно из-за позиции пруссаков не взбунтовались поляки. Хотя 1830-1831 годах они попили немало кровушки, продолжили бунташные упражнения в 1863-1864 годах. Но Крымскую войну просидели мышью под веником. Прекрасно понимая (или им подсказали), что два государства раздавят мятеж, а то ещё и сходят на Париж вместе. Который всегда финансировал буйное панство, подбивая на революции.

Плечом к плечу.

После того как объединившаяся под железной лапой Бисмарка, Германия размотала племянника Наполеона в 1870-1871 годах, заняв Париж, Россия сумела избавиться от статей позорного мира 1856-го после Крымской войны. В 1877-1878 годах, когда Россия уже рассматривала в подзорные трубы предместья Стамбула, Англия открыто ввела в Проливы свой флот, недвусмысленно изготовилась к войне на стороне вновь избиваемых османов.

Кто опять помогал нам? Правильно, Германия. Через железнодорожную станцию Вержболово, морем в Ревель и Кронштадт были отправлены сотни тяжёлых пушек Круппа калибра 229-356 мм. Россия купила у Германии несколько океанских пароходов, совместными усилиями русских и немецких инженеров были подготовлены технические регламенты для переоборудования их в крейсеры. Для действий на британских коммуникациях.

В 1891-1892 годах царь Александр III заключает неожиданный военный союз с Францией. Это событие преподносят, как попытку осадить быстро набирающую военную мощь Германию. Не совсем так. Целью «изоляциониста» Александра и русского правительства было не нападение на своего соседа. Наоборот, попытка стабилизировать общую ситуацию в Европе, урезонить обе стороны. Сообщить Англии особо: её экспансия на Средиземном море, в Африке и особенно Азии... может получить добрый пинок из Санкт-Петербурга и Парижа.

Уайт-Холл намёк понял. Немедленно завязал тесные контакты с французами, стараясь свести анти-британскую составляющую союза — к ничтожным величинам. Договорились тишком да ладком. Англы подсказали Парижу, как нужно вести себя с рюсський ле мюжикъ. Если уж континентальная война грянет, она будет вестись до последнего солдата. Немецкого и русского, конечно. А на фоне этой кровавой потасовки нужно лишь одним броском, «порывом»… забрать себе Эльзас и Лотарингию. Дальнейших планов у французского Генштаба просто не было.

Пригорюнившись от нашей активности в Маньчжурии и Китае, Англия быстрыми темпами вооружает Японию, в ходе войны 1904-1905 годов фактически выступает на стороне Токио. А после Гульского инцидента английский флот готовится напасть на 2-ю Тихоокеанскую эскадру адмирала Рожественского у берегов Испании, Турции приказано готовиться к войне, закрыть Проливы. Только резкий окрик из Берлина останавливает «просвещённых мореплавателей» от прямого конфликта.

2-я и 3-я Тихоокеанские эскадры медленно движутся к Цусиме через весь земной шарик. Проходят мимо десятков французских портов в Европе, Африке и Азии. Ни одна из «союзных» гаваней не позволила бункероваться углём, набрать воды. Русские эскадры дошлёпали до Дальнего Востока на зубах, получая снабжение исключительно за счёт германских судов снабжения и угольщиков. Мало того, японцы потопили немецкий «Роланд», когда он занимался спасением русских моряков во время Цусимского побоища...

Через Вержболово тем временем непрерывно шли эшелоны с новейшими пушками, 15-см гаубицами, снарядами всех калибров, торпедами и снаряжением. На германских верфях небывалыми темпами строились (под видом океанических яхт) эсминцы и подводные лодки для русского флота. Первой прибывшей во Владивосток (1904 год) подлодкой стала крупповская «Форель».

Николай II сначала верно оценил намерения Англии и Франции, желавших нам поражения в Русско-японской войне. 15 октября 1904 года отправил Вильгельму II секретную телеграмму, где прямо попросил составить проект русско-германского военного союза. 30 октября пришёл ответ Вильгельма:

«Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, три статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе. Конечно, союз должен быть чисто оборонительным, направленным исключительно против нападающего или нападающих в Европе, нечто вроде компании взаимного страхования от огня против поджогов».

11 июля 1905 года на яхте «Полярная звезда» у острова Бьерке Николай II и Вильгельм II подписали союзный договор. Если бы он вступил в силу, Первой мировой могло и не случиться. Может быть, полыхнули разве что несколько колониальных схваток, но до глобальной континентальной бойни это не разрослось. Однако Россию оккупировали к тому времени агенты влияния Франции и Англии. Судьбоносные решения принимали не в Зимнем.

Как только царь вернулся домой, его буквально размазали по стене. Все высшие чиновники во главе с премьером Витте, министром иностранных дел Ламздорфом сделали всё, чтобы Николай II слёзно стал просить «кузена Вилли» денонсировать Бьеркский договор. Вильгельм это посчитал унизительной пощёчиной и личным оскорблением. А в 1910 год, после неудачной встречи в Потсдаме… ещё больше разочаровался в безволии Николая II.

Но экономическое сотрудничество не было остановлено, к 1914 году доля Германии в импорте России составляла 50%, Франции — 4,6%, Англии — 13,3%. То есть, экономических поводов для взаимной бойни тоже не было.