11 января 1915
Еще больше чем всегда, с еще большей пылкостью стремление ментального существа поднимается к Тебе... Там всегда есть ощущение вечности и бесконечности. Но будто бы Ты пожелал отсечь меня от всякой религиозной радости, всякого духовного экстаза, дабы погрузить меня в самые сугубо материальные обстоятельства. О Господь , везде пребывает Твое совершенное блаженство, и ничто не сможет отобрать у меня этот великий дар, который Ты сделал мне; в любом месте, в любом обстоятельстве оно со мной, оно, есть я сама, так же, как я являюсь Тобой. Но все это ничто в сравнении с тем, что должно быть. Ты желаешь, дабы из сердца этой тяжелой и затемненной Материи я сделала взрывающийся вулкан Твоей Любви и Света; ты хочешь, дабы, ломая все старые условности языка, оттуда могло подняться Слово, подходящее для того, чтобы выразить Тебя, Слова, которого никто не слышал раньше; Ты желаешь, чтобы единение между самыми маленькими вещами внизу и самыми обширными и возвышенными вещами наверху могло бы стать интегральным, и именно поэтому, О Господь , отрезая меня от всей религиозной радости и всего духовного экстаза, лишая меня всякой свободы исключительной концентрации на Тебе, Ты говоришь мне: "Работай как обычный человек среди обычных людей; научись быть ими, во всем, что проявляется; участвуй во всех их формах жизни, ибо за пределами всего, что они знают, всего, чем они являются ты несешь внутри себя немеркнущий факел вечного великолепия и, объединяясь с ними, ты принесешь его в их среду. Нужно ли тебе наслаждаться этим светом, в то время, как он излучается из тебя на все? Необходимо ли чувствовать мою любовь, вибрирующую в тебе, тогда, когда ты отдаешь ее? Должна ли ты чувствовать полностью блаженство моего присутствия, пока ты можешь служить как его посредник для всех?
О Господь , да свершится Твоя воля, свершится во всей своей полноте.
Это мое счастье и мой закон.
17 января 1915
Господь, сейчас все изменилось. Закончилось время отдыха и подготовки. Ты хочешь, чтобы из пассивного и созерцающего служителя, каким я была, я бы стала активной и реализующей; Ты хочешь, чтобы радостное принятие было преобразовано в радостную битву, чтобы в мире, противостоящем осуществлению Твоего закона, в его самом чистом и высоком нынешнем выражении, я нашла снова то же мирное и неизменное равновесие, которое сохраняется в самоотдаче Твоему закону, как он сейчас исполняется, то есть, не входя в прямое столкновение со всем, что противостоит ему, в каждом случае, делая наилучшее, действуя через заражение, пример и постепенное внушение.
В частичной и ограниченной битве, но, являясь представителем великой земной борьбы, Ты испытываешь мою силу, решительность и смелость, чтобы посмотреть являюсь ли я воистину твоим служителем. Если исход сражения показывает, что я достойна быть проводником Твоего возрождающего действия, то Ты будешь расширять поле действия. А если я всегда буду оправдывать твои ожидания, то придет день, О Господь , когда Ты станешь пребывать на земле, и вся земля поднимется против Тебя. Но ты возьмешь землю в Свои руки и она будет трансформирована.
18 января 1915
Господь, выслушай мою молитву...
Ты пребываешь во мне как всемогущий и верховный Властелин моей судьбы, руководитель моей жизни, покоритель всех преград, победитель над предвзятыми желаниями и ментальными предубеждениями. Возможно, для того, чтобы быть всемогущим во внешнем мире Тебе нужен инструмент моего ума, организатор и формирователь действия, но если Ты можешь сделать инструмент совершенным, как может в нем быть сомнения в том, что Твоя работа будет исполнена? Все зловредные влияния, которые приносят противоположные внушения, должны быть отброшены далеко прочь и с полной и непоколебимой верой в Твою бесконечную милость, я обращаюсь с этой молитвой к Тебе:
Преобразуй твоих врагов в друзей,
Преврати тьму в свет.
В этой необъятной героической борьбе, в этой возвышенной битве любви с ненавистью, справедливости с несправедливостью, подчинения Твоему верховному закону против мятежа, позволь мне постепенно сделать человечество достойным еще более возвышенного мира, в котором прекращаются все внешние разногласия, а все усилия человека могут быть объединены и направлены на достижение все более и более полной реализации Твоей божественной Воли и Твоего развивающегося совершенства.
24 января 1915
Господь, я долго оставалась в безмолвии пред Тобой, в одной из тех внутренних простраций полных пылкого обожания, которые достигают наивысшей точки в высочайшем единении...
И, как всегда, Ты говоришь мне: " Обрати свой взгляд к земле". И я увидела все пути широко открытыми и излучающими спокойный и чистый свет.
В молчаливом обожании, всецело наполненном твоей волей, я поворачиваюсь к земле.
О Господь Истины, трижды я взывала к Тебе, пламенной молитвой призывая Тебя проявиться.
И тогда, все мое существо, как и прежде, преисполнилось преданности. В этот момент сознанию стала доступна вся моя бренная личность, ментальная, витальная и материальная, и она простерлась пред Тобою ниц, прахом в прах, и взывала к Тебе:
"О, Повелитель, вот личность из праха простерлась пред Тобою и умоляет очистить ее огнем Истины, чтобы с этих пор в ней мог проявляться только Ты". И было Твоим ответом: "Восстань, ты чиста от всякого греха". И вдруг, подобно покрову, прах упал к ее ногам, и она предстала горделиво такой же реальной, но сверкающей ослепительным светом.
3 марта 1915 На борту Камо Мару.
*Одиночество, жестокое, невыносимое одиночество, и все то же неотступное чувство, будто низвергнута в ущелье мрака! Никогда еще в своей жизни, ни при каких обстоятельствах не находилась я в условиях настолько противоречащих всему, что мне известно как истина, противоречащему самой сути моей жизни. Иногда, когда это чувство и это несоответствие оказываются особенно сильными, я не могу избежать сетей меланхолии и оставаться преданной Тебе полностью. Тогда спокойная и безмолвная беседа с Господом в какой-то момент превращается в вопрос, почти в мольбу: "О, Повелитель, в чем вина моя, что Ты оставил меня во мраке Ночи"? И тут же возникает устремленность, еще более пламенная: "Помилуй это существо в его слабости; страдает оно ради того, чтобы быть послушным и внимательным исполнителем Твоей работы, какой бы работа ни была".*
В тот момент нет ясновидения; никогда будущее не было так завуалировано. Как будто мы подошли к высокой непроницаемой стене, поскольку дело касается индивидуальной судьбы человека. Что касается судьбы земли и наций, то они проявляются более отчетливо. Но об этом бесполезно говорить: будущее ясно откроется для всех даже самых слепых глаз.
4 марта 1915
Всегда все то же жестокое одиночество..., но оно не болезненно, наоборот, в нем гораздо более ясно, чем всегда, проявлена чистая и бесконечная любовь, в которую погружена вся земля. Все живет и оживляется этой любовью; самые мрачные покровы становятся почти прозрачными, чтобы пропускать сквозь себя ее потоки и сильнейшая боль преобразуется в могущественное блаженство. Каждый поворот винта в глубине океана, кажется, уносит меня далеко прочь от моей истинной судьбы, единственного наилучшего выражения божественной Воли; каждый проходящий час, кажется, снова погружает меня все глубже в то прошлое, с которым я боролась, уверенная в призыве к новой и более обширной реализации; кажется, что все тянет меня назад к состоянию вещей полностью противоположному жизни моей души, которая несомненно царит над внешними активностями; и, не смотря на внешнее уныние, в моем собственном положении, сознание так твердо установлено в мире, который везде превосходит личные ограничения, что все существо наслаждается постоянным ощущением силы и любви.
В материальной действительности завтрашний день пребывает во мраке и неясности; никакого света, ни малейшего проблеска, который обнаружил бы перед моим смущенным взором какой-либо знак, какое-либо присутствие Божественного. Но что-то в глубинах сознания поворачивается к Невидимому и Верховному Свидетелю и говорит ему: "О Господь , ты погружаешь меня в самую густую тьму, это означает, что Ты так прочно установил Свой свет во мне, что он выдержит это опасное испытание. Иначе, разве выбрал бы Ты меня как факелоносца для нисхождения в водоворот этого ада? Разве Ты не считаешь, что это сердце достаточно сильно, чтобы не упасть, а мои руки достаточно тверды, чтобы не дрогнуть? И все же, мое индивидуальное существо знает как оно слабо и бессильно. Когда Ты не проявляешь Своего присутствия, оно гораздо больше обнажено, чем большинство людей, которые не знают и не озабочены тем, чтобы знать Тебя. Только в Тебе одном пребывает его сила и способности. Если Ты изволишь использовать его, все будет легко исполнимо, не будет задач, которые были бы слишком обширны и комплексны. Но если Ты вынужден удалиться, тотчас бедное дитя чувствует себя покинутым, способное лишь ютиться на твоих руках и спать там, в сладком сне без грез, где ничего кроме Тебя не существует".
7 марта 1915*
В прошлом, время сладкой ментальной тишины: такой мирной, такой чистой, сквозь которую можно почувствовать глубочайшую волю, выражающую себя в своей всемогущей истине. Сейчас воля больше неощутима и ум, по необходимости, снова активен: анализирует, классифицирует, судит, выбирает, постоянно реагирует, как преобразующий агент всего, что наложено на индивидуальность, достаточно расширенный, чтобы находится в контакте с бесконечно большим и комплексным миром, миром смешения света и тени, как и все, что принадлежит земле.
*Я лишена духовного счастья и это из всех испытаний, что Ты посылаешь мне, о, Повелитель, самое болезненное: но всего страшнее потерять волю Твою, что может показаться знаком полного отчуждения. Растущее чувство отверженности столь велико, что ему необходим весь пыл непоколебимой веры, чтобы уберечь внешнее сознание, предоставленное самому себе, от навалившегося на него безутешного горя...
Но оно отвергает отчаяние, оно отказывается верить, что беда непоправима; оно смиренно ожидает в темноте и незримо действует, добиваясь того, чтобы дыхание Твоей совершенной радости пронизало его вновь. И, возможно, каждая из его скромных и невидимых побед оказывается истинной помощью, ниспосланной на землю...
Если бы было возможно выйти окончательно из этого внешнего сознания, упокоившись в сознании божественном! Но Ты же сам запретил мне это, и все также запрещаешь делать это. Не покидай мира! Бремя его тьмы и ужаса нужно вынести до конца, даже если покажется, что божественная помощь оставила тебя. Я должна оставаться в сердце Ночи и брести без компаса, без маяка, без внутреннего водительства.
Я даже не могу просить Твоей милости, так как желаю лишь того, чего желаешь для меня Ты. Все мои силы отданы одному - идти, идти всегда, шаг за шагом, и какой бы кромешной не была тьма, препятствия, встающие на пути, с чем бы ни пришлось столкнуться, любое решение Твое, о, Повелитель, будет встречено пламенной и неизменной любовью. Даже если Ты выбираешь непригодный для службы инструмент, инструмент не принадлежит более себе, он - Твой; Ты можешь разрушить или возвеличить его, он существует не сам по себе; он ничего не желает, он ничего не может сделать без Тебя.
8 марта 1915*
Покой и полная беспристрастность остаются главными условиями; человек не ощущает более ни желания, ни отвращения, ни энтузиазма, ни уныния, ни радости, ни горя. Он смотрит на жизнь как на спектакль, в котором ему отведена очень незаметная роль; он воспринимает ее действия и противодействия, столкновения и силы как нечто, присущее самому бытию, принизывающее непрерывно его маленькую личность, но остающееся при этом для нее чуждым и далеким.
Но время от времени возникает великий вздох, тяжкий и горестный, вздох от мучительной изоляции, от духовной разобщенности - отчаянный зов Земли, покинутой Богом. И он подобен острой боли, безмолвной и мучительной, смиренному горю, без протеста, безо всякого желания пробудить или избавиться от него, исполненному бесконечной сладости, в которой страдание и счастье сплетены воедино, чему-то бесконечно широкому, великому и глубокому, возможно слишком великому и слишком глубокому, чтобы быть доступным пониманию людей - тому, что несет в себе семя Завтрашнего дня...
Настоятельная необходимость побудила меня вернуться к этому наперснику поисков и усилий моей души.
Все внешние обстоятельства изменились, уступая место лжи грезе идеала, который ищет своего выражения даже в физических активностях. Час еще не настал для счастливых реализаций во внешних физических вещах. Физическое существо снова погружено в тупость монотонной ночи, из которой оно слишком поспешно хотело уйти и Твоя осуществляемая воля, О Господь Истины, пришла, чтобы сказать конструирующему уму: "Не думай, что это истинно, и, все же, это существует". Ум с готовностью понял, что он ошибался и полностью устремился ко всему тому, что Ты желаешь. Витальное существо успокоено и удовлетворено во всех обстоятельствах. Все чувства пребывают в ровном и чистом покое; все существо переполнено Твоим вечным и безбрежным светом; Твоя любовь пропитывает и оживляет его. И, все же, остается впечатление того, что внешние факты ложны и тело, не смотря на свою безоговорочно добрую волю, так глубоко потрясено, что не может восстановить свое равновесие и здоровье.
Вся земная жизнь этого существа с самого начала и до настоящего времени создает впечатление нереального сна, очень далекого от него, не имеющая почти никакого дальнейшего контакта с ним; весь этот внешний механизм сейчас, лишь машина, которой оно движет, ибо такова воля его центральной Реальности, но оно больше не заинтересовано в нем, возможно, иногда даже меньше, чем в соседнем механизме или даже, чем в том неизвестном еще механизме, который будет создан на земле будущего. Но эта земля, сама по себе, чужда ему и, поскольку оно не осознает ничего, кроме Вечного Безмолвия, вся жизнь, которая имеет форму, кажется ему далекой и почти нереальной; она кажется чуждой ему: как кто-либо может желать что-либо, если этого не существует, или предпочитать одну вещь другой, ибо, ни той, ни другой вещи там нет. Но, в то же самое время, оно не понимает почему оно должно возражать против какого-либо действия, каким бы оно ни было, поскольку все действия одинаково нереальны, и оно не чувствует необходимости убегать от мира, который не существует и не может обременять, поскольку его существование является таким несуществующим.
Все это дает ощущение некой пустоты полной света, покоя, необъятности, избегающей всякой формы и всякого определения. Это Ноль, но Ноль, который реален и может продолжаться вечно, ибо он ЕСТЬ, даже тогда, когда есть абсолютная необъятность того, чего нет... Бедные слова, которые пытаются сказать о том, что само безмолвие не может выразить.
Состояние, которое таким образом пытается определить себя в этих неуклюжих терминах, постепенно установилось несколько недель назад и каждый день устанавливает его всё более определенно, более глубоко, так сказать, более неизлечимо. Не нуждаясь в нем, не ища его, и не желая его, существо все глубже и глубже погружается в него, также, постепенно теряя осознание себя, в Сознании, которое не является больше индивидуальным, и неподвижность которого непередаваема, - Сознание, из которого больше невозможно различать себя.
Свежие комментарии