15 Мать

 

 

11 ян­ва­ря 1915

 

Еще боль­ше чем все­гда, с еще боль­шей пыл­ко­стью стрем­ле­ние мен­таль­но­го су­ще­ст­ва под­ни­ма­ет­ся к Те­бе... Там все­гда есть ощу­ще­ние веч­но­сти и бес­ко­неч­но­сти. Но буд­то бы Ты по­же­лал от­сечь ме­ня от вся­кой ре­ли­ги­оз­ной ра­до­сти, вся­ко­го ду­хов­но­го экс­та­за, да­бы по­гру­зить ме­ня в са­мые су­гу­бо ма­те­ри­аль­ные об­стоя­тель­ст­ва.

О Господь , вез­де пре­бы­ва­ет Твое со­вер­шен­ное бла­жен­ст­во, и ни­что не смо­жет ото­брать у ме­ня этот ве­ли­кий дар, ко­то­рый Ты сде­лал мне; в лю­бом мес­те, в лю­бом об­стоя­тель­ст­ве оно со мной, оно, есть я са­ма, так же, как я яв­ля­юсь То­бой. Но все это ни­что в срав­не­нии с тем, что долж­но быть. Ты же­ла­ешь, да­бы из серд­ца этой тя­же­лой и за­тем­нен­ной Ма­те­рии я сде­ла­ла взры­ваю­щий­ся вул­кан Тво­ей Люб­ви и Све­та; ты хо­чешь, да­бы, ло­мая все ста­рые ус­лов­но­сти язы­ка, от­ту­да мог­ло под­нять­ся Сло­во, под­хо­дя­щее для то­го, что­бы вы­ра­зить Те­бя, Сло­ва, ко­то­ро­го ни­кто не слы­шал рань­ше; Ты же­ла­ешь, что­бы еди­не­ние ме­ж­ду са­мы­ми ма­лень­ки­ми ве­ща­ми вни­зу и са­мы­ми об­шир­ны­ми и воз­вы­шен­ны­ми ве­ща­ми на­вер­ху мог­ло бы стать ин­те­граль­ным, и имен­но по­это­му, О Господь , от­ре­зая ме­ня от всей ре­ли­ги­оз­ной ра­до­сти и все­го ду­хов­но­го экс­та­за, ли­шая ме­ня вся­кой сво­бо­ды ис­клю­чи­тель­ной кон­цен­тра­ции на Те­бе, Ты го­во­ришь мне: "Ра­бо­тай как обыч­ный че­ло­век сре­ди обыч­ных лю­дей; нау­чись быть ими, во всем, что про­яв­ля­ет­ся; уча­ст­вуй во всех их фор­мах жиз­ни, ибо за пре­де­ла­ми все­го, что они зна­ют, все­го, чем они яв­ля­ют­ся ты не­сешь внут­ри се­бя не­мерк­ну­щий фа­кел веч­но­го ве­ли­ко­ле­пия и, объ­е­ди­ня­ясь с ни­ми, ты при­не­сешь его в их сре­ду. Нуж­но ли те­бе на­сла­ж­дать­ся этим све­том, в то вре­мя, как он из­лу­ча­ет­ся из те­бя на все? Не­об­хо­ди­мо ли чув­ст­во­вать мою лю­бовь, виб­ри­рую­щую в те­бе, то­гда, ко­гда ты от­да­ешь ее? Долж­на ли ты чув­ст­во­вать пол­но­стью бла­жен­ст­во мое­го при­сут­ст­вия, по­ка ты мо­жешь слу­жить как его по­сред­ник для всех?

О Господь , да свер­шит­ся Твоя во­ля, свер­шит­ся во всей сво­ей пол­но­те.

Это мое сча­стье и мой за­кон.

 

17 ян­ва­ря 1915

 

Гос­подь, сей­час все из­ме­ни­лось. За­кон­чи­лось вре­мя от­ды­ха и под­го­тов­ки. Ты хо­чешь, что­бы из пас­сив­но­го и со­зер­цаю­ще­го слу­жи­те­ля, ка­ким я бы­ла, я бы ста­ла ак­тив­ной и реа­ли­зую­щей; Ты хо­чешь, что­бы ра­до­ст­ное при­ня­тие бы­ло пре­об­ра­зо­ва­но в ра­до­ст­ную бит­ву, что­бы в ми­ре, про­ти­во­стоя­щем осу­ще­ст­в­ле­нию Твое­го за­ко­на, в его са­мом чис­том и вы­со­ком ны­неш­нем вы­ра­же­нии, я на­шла сно­ва то же мир­ное и не­из­мен­ное рав­но­ве­сие, ко­то­рое со­хра­ня­ет­ся в са­мо­от­да­че Твое­му за­ко­ну, как он сей­час ис­пол­ня­ет­ся, то есть, не вхо­дя в пря­мое столк­но­ве­ние со всем, что про­ти­во­сто­ит ему, в ка­ж­дом слу­чае, де­лая наи­луч­шее, дей­ст­вуя че­рез за­ра­же­ние, при­мер и по­сте­пен­ное вну­ше­ние.

В час­тич­ной и ог­ра­ни­чен­ной бит­ве, но, яв­ля­ясь пред­ста­ви­те­лем ве­ли­кой зем­ной борь­бы, Ты ис­пы­ты­ва­ешь мою си­лу, ре­ши­тель­ность и сме­лость, что­бы по­смот­реть яв­ля­юсь ли я во­ис­ти­ну тво­им слу­жи­те­лем. Ес­ли ис­ход сра­же­ния по­ка­зы­ва­ет, что я дос­той­на быть про­вод­ни­ком Твое­го воз­ро­ж­даю­ще­го дей­ст­вия, то Ты бу­дешь рас­ши­рять по­ле дей­ст­вия. А ес­ли я все­гда бу­ду оп­рав­ды­вать твои ожи­да­ния, то при­дет день, О Господь , ко­гда Ты ста­нешь пре­бы­вать на зем­ле, и вся зем­ля под­ни­мет­ся про­тив Те­бя. Но ты возь­мешь зем­лю в Свои ру­ки и она бу­дет транс­фор­ми­ро­ва­на.

 

18 ян­ва­ря 1915

 

Гос­подь, вы­слу­шай мою мо­лит­ву...

Ты пре­бы­ва­ешь во мне как все­мо­гу­щий и вер­хов­ный Вла­сте­лин мо­ей судь­бы, ру­ко­во­ди­тель мо­ей жиз­ни, по­ко­ри­тель всех пре­град, по­бе­ди­тель над пред­взя­ты­ми же­ла­ния­ми и мен­таль­ны­ми пре­ду­бе­ж­де­ния­ми. Воз­мож­но, для то­го, что­бы быть все­мо­гу­щим во внеш­нем ми­ре Те­бе ну­жен ин­ст­ру­мент мое­го ума, ор­га­ни­за­тор и фор­ми­ро­ва­тель дей­ст­вия, но ес­ли Ты мо­жешь сде­лать ин­ст­ру­мент со­вер­шен­ным, как мо­жет в нем быть со­мне­ния в том, что Твоя ра­бо­та бу­дет ис­пол­не­на? Все зло­вред­ные влия­ния, ко­то­рые при­но­сят про­ти­во­по­лож­ные вну­ше­ния, долж­ны быть от­бро­ше­ны да­ле­ко прочь и с пол­ной и не­по­ко­ле­би­мой ве­рой в Твою бес­ко­неч­ную ми­лость, я об­ра­ща­юсь с этой мо­лит­вой к Те­бе:

Пре­об­ра­зуй тво­их вра­гов в дру­зей,

Пре­вра­ти тьму в свет.

В этой не­объ­ят­ной ге­рои­че­ской борь­бе, в этой воз­вы­шен­ной бит­ве люб­ви с не­на­ви­стью, спра­вед­ли­во­сти с не­спра­вед­ли­во­стью, под­чи­не­ния Твое­му вер­хов­но­му за­ко­ну про­тив мя­те­жа, по­зволь мне по­сте­пен­но сде­лать че­ло­ве­че­ст­во дос­той­ным еще бо­лее воз­вы­шен­но­го ми­ра, в ко­то­ром пре­кра­ща­ют­ся все внеш­ние раз­но­гла­сия, а все уси­лия че­ло­ве­ка мо­гут быть объ­е­ди­не­ны и на­прав­ле­ны на дос­ти­же­ние все бо­лее и бо­лее пол­ной реа­ли­за­ции Тво­ей бо­же­ст­вен­ной Во­ли и Твое­го раз­ви­ваю­ще­го­ся со­вер­шен­ст­ва.

 

24 ян­ва­ря 1915

 

Гос­подь, я дол­го ос­та­ва­лась в без­мол­вии пред То­бой, в од­ной из тех внут­рен­них про­стра­ций пол­ных пыл­ко­го обо­жа­ния, ко­то­рые дос­ти­га­ют наи­выс­шей точ­ки в вы­со­чай­шем еди­не­нии...

И, как все­гда, Ты го­во­ришь мне: " Об­ра­ти свой взгляд к зем­ле". И я уви­де­ла все пу­ти ши­ро­ко от­кры­ты­ми и из­лу­чаю­щи­ми спо­кой­ный и чис­тый свет.

В мол­ча­ли­вом обо­жа­нии, все­це­ло на­пол­нен­ном тво­ей во­лей, я по­во­ра­чи­ва­юсь к зем­ле.

 

15 фев­ра­ля 1915*

 

О Господь Ис­ти­ны, три­ж­ды я взы­ва­ла к Те­бе, пла­мен­ной мо­лит­вой при­зы­вая Те­бя про­явить­ся.

И то­гда, все мое су­ще­ст­во, как и пре­ж­де, пре­ис­пол­ни­лось пре­дан­но­сти. В этот мо­мент соз­на­нию ста­ла дос­туп­на вся моя брен­ная лич­ность, мен­таль­ная, ви­таль­ная и ма­те­ри­аль­ная, и она про­стер­лась пред То­бою ниц, пра­хом в прах, и взы­ва­ла к Те­бе:

"О, По­ве­ли­тель, вот лич­ность из пра­ха про­стер­лась пред То­бою и умо­ля­ет очи­стить ее ог­нем Ис­ти­ны, что­бы с этих пор в ней мог про­яв­лять­ся толь­ко Ты". И бы­ло Тво­им от­ве­том: "Вос­стань, ты чис­та от вся­ко­го гре­ха". И вдруг, по­доб­но по­кро­ву, прах упал к ее но­гам, и она пред­ста­ла гор­де­ли­во та­кой же ре­аль­ной, но свер­каю­щей ос­ле­пи­тель­ным све­том.

 

3 мар­та 1915 На бор­ту Ка­мо Ма­ру.

 

*Оди­но­че­ст­во, жес­то­кое, не­вы­но­си­мое оди­но­че­ст­во, и все то же не­от­ступ­ное чув­ст­во, буд­то низ­верг­ну­та в уще­лье мра­ка! Ни­ко­гда еще в сво­ей жиз­ни, ни при ка­ких об­стоя­тель­ст­вах не на­хо­ди­лась я в ус­ло­ви­ях на­столь­ко про­ти­во­ре­ча­щих все­му, что мне из­вест­но как ис­ти­на, про­ти­во­ре­ча­ще­му са­мой су­ти мо­ей жиз­ни. Ино­гда, ко­гда это чув­ст­во и это не­со­от­вет­ст­вие ока­зы­ва­ют­ся осо­бен­но силь­ны­ми, я не мо­гу из­бе­жать се­тей ме­лан­хо­лии и ос­та­вать­ся пре­дан­ной Те­бе пол­но­стью. То­гда спо­кой­ная и без­молв­ная бе­се­да с Гос­по­дом в ка­кой-то мо­мент пре­вра­ща­ет­ся в во­прос, поч­ти в моль­бу: "О, По­ве­ли­тель, в чем ви­на моя, что Ты ос­та­вил ме­ня во мра­ке Но­чи"? И тут же воз­ни­ка­ет уст­рем­лен­ность, еще бо­лее пла­мен­ная: "По­ми­луй это су­ще­ст­во в его сла­бо­сти; стра­да­ет оно ра­ди то­го, что­бы быть по­слуш­ным и вни­ма­тель­ным ис­пол­ни­те­лем Тво­ей ра­бо­ты, ка­кой бы ра­бо­та ни бы­ла".*

В тот мо­мент нет яс­но­ви­де­ния; ни­ко­гда бу­ду­щее не бы­ло так за­вуа­ли­ро­ва­но. Как буд­то мы по­до­шли к вы­со­кой не­про­ни­цае­мой сте­не, по­сколь­ку де­ло ка­са­ет­ся ин­ди­ви­ду­аль­ной судь­бы че­ло­ве­ка. Что ка­са­ет­ся судь­бы зем­ли и на­ций, то они про­яв­ля­ют­ся бо­лее от­чет­ли­во. Но об этом бес­по­лез­но го­во­рить: бу­ду­щее яс­но от­кро­ет­ся для всех да­же са­мых сле­пых глаз.

 

4 мар­та 1915

 

Все­гда все то же жес­то­кое оди­но­че­ст­во..., но оно не бо­лез­нен­но, на­обо­рот, в нем го­раз­до бо­лее яс­но, чем все­гда, про­яв­ле­на чис­тая и бес­ко­неч­ная лю­бовь, в ко­то­рую по­гру­же­на вся зем­ля. Все жи­вет и ожив­ля­ет­ся этой лю­бо­вью; са­мые мрач­ные по­кро­вы ста­но­вят­ся поч­ти про­зрач­ны­ми, что­бы про­пус­кать сквозь се­бя ее по­то­ки и силь­ней­шая боль пре­об­ра­зу­ет­ся в мо­гу­ще­ст­вен­ное бла­жен­ст­во. Ка­ж­дый по­во­рот вин­та в глу­би­не океа­на, ка­жет­ся, уно­сит ме­ня да­ле­ко прочь от мо­ей ис­тин­ной судь­бы, един­ст­вен­но­го наи­луч­ше­го вы­ра­же­ния бо­же­ст­вен­ной Во­ли; ка­ж­дый про­хо­дя­щий час, ка­жет­ся, сно­ва по­гру­жа­ет ме­ня все глуб­же в то про­шлое, с ко­то­рым я бо­ро­лась, уве­рен­ная в при­зы­ве к но­вой и бо­лее об­шир­ной реа­ли­за­ции; ка­жет­ся, что все тя­нет ме­ня на­зад к со­стоя­нию ве­щей пол­но­стью про­ти­во­по­лож­но­му жиз­ни мо­ей ду­ши, ко­то­рая не­со­мнен­но ца­рит над внеш­ни­ми ак­тив­но­стя­ми; и, не смот­ря на внеш­нее уны­ние, в мо­ем соб­ст­вен­ном по­ло­же­нии, соз­на­ние так твер­до ус­та­нов­ле­но в ми­ре, ко­то­рый вез­де пре­вос­хо­дит лич­ные ог­ра­ни­че­ния, что все су­ще­ст­во на­сла­ж­да­ет­ся по­сто­ян­ным ощу­ще­ни­ем си­лы и люб­ви.

В ма­те­ри­аль­ной дей­ст­ви­тель­но­сти зав­траш­ний день пре­бы­ва­ет во мра­ке и не­яс­но­сти; ни­ка­ко­го све­та, ни ма­лей­ше­го про­блес­ка, ко­то­рый об­на­ру­жил бы пе­ред мо­им сму­щен­ным взо­ром ка­кой-ли­бо знак, ка­кое-ли­бо при­сут­ст­вие Бо­же­ст­вен­но­го. Но что-то в глу­би­нах соз­на­ния по­во­ра­чи­ва­ет­ся к Не­ви­ди­мо­му и Вер­хов­но­му Сви­де­те­лю и го­во­рит ему: "О Господь , ты по­гру­жа­ешь ме­ня в са­мую гус­тую тьму, это оз­на­ча­ет, что Ты так проч­но ус­та­но­вил Свой свет во мне, что он вы­дер­жит это опас­ное ис­пы­та­ние. Ина­че, раз­ве вы­брал бы Ты ме­ня как фа­ке­ло­нос­ца для нис­хо­ж­де­ния в во­до­во­рот это­го ада? Раз­ве Ты не счи­та­ешь, что это серд­це дос­та­точ­но силь­но, что­бы не упасть, а мои ру­ки дос­та­точ­но твер­ды, что­бы не дрог­нуть? И все же, мое ин­ди­ви­ду­аль­ное су­ще­ст­во зна­ет как оно сла­бо и бес­силь­но. Ко­гда Ты не про­яв­ля­ешь Сво­его при­сут­ст­вия, оно го­раз­до боль­ше об­на­же­но, чем боль­шин­ст­во лю­дей, ко­то­рые не зна­ют и не оза­бо­че­ны тем, что­бы знать Те­бя. Толь­ко в Те­бе од­ном пре­бы­ва­ет его си­ла и спо­соб­но­сти. Ес­ли Ты из­во­лишь ис­поль­зо­вать его, все бу­дет лег­ко ис­пол­ни­мо, не бу­дет за­дач, ко­то­рые бы­ли бы слиш­ком об­шир­ны и ком­плекс­ны. Но ес­ли Ты вы­ну­ж­ден уда­лить­ся, тот­час бед­ное ди­тя чув­ст­ву­ет се­бя по­ки­ну­тым, спо­соб­ное лишь ютить­ся на тво­их ру­ках и спать там, в слад­ком сне без грез, где ни­че­го кро­ме Те­бя не су­ще­ст­ву­ет".

 

7 мар­та 1915*

 

В про­шлом, вре­мя слад­кой мен­таль­ной ти­ши­ны: та­кой мир­ной, та­кой чис­той, сквозь ко­то­рую мож­но по­чув­ст­во­вать глу­бо­чай­шую во­лю, вы­ра­жаю­щую се­бя в сво­ей все­мо­гу­щей ис­ти­не. Сей­час во­ля боль­ше не­ощу­ти­ма и ум, по не­об­хо­ди­мо­сти, сно­ва ак­ти­вен: ана­ли­зи­ру­ет, клас­си­фи­ци­ру­ет, су­дит, вы­би­ра­ет, по­сто­ян­но реа­ги­ру­ет, как пре­об­ра­зую­щий агент все­го, что на­ло­же­но на ин­ди­ви­ду­аль­ность, дос­та­точ­но рас­ши­рен­ный, что­бы на­хо­дит­ся в кон­так­те с бес­ко­неч­но боль­шим и ком­плекс­ным ми­ром, ми­ром сме­ше­ния све­та и те­ни, как и все, что при­над­ле­жит зем­ле.

*Я ли­ше­на ду­хов­но­го сча­стья и это из всех ис­пы­та­ний, что Ты по­сы­ла­ешь мне, о, По­ве­ли­тель, са­мое бо­лез­нен­ное: но все­го страш­нее по­те­рять во­лю Твою, что мо­жет по­ка­зать­ся зна­ком пол­но­го от­чу­ж­де­ния. Рас­ту­щее чув­ст­во от­вер­жен­но­сти столь ве­ли­ко, что ему не­об­хо­дим весь пыл не­по­ко­ле­би­мой ве­ры, что­бы убе­речь внеш­нее соз­на­ние, пре­дос­тав­лен­ное са­мо­му се­бе, от на­ва­лив­ше­го­ся на не­го без­утеш­но­го го­ря...

Но оно от­вер­га­ет от­чая­ние, оно от­ка­зы­ва­ет­ся ве­рить, что бе­да не­по­пра­ви­ма; оно сми­рен­но ожи­да­ет в тем­но­те и не­зри­мо дей­ст­ву­ет, до­би­ва­ясь то­го, что­бы ды­ха­ние Тво­ей со­вер­шен­ной ра­до­сти про­ни­за­ло его вновь. И, воз­мож­но, ка­ж­дая из его скром­ных и не­ви­ди­мых по­бед ока­зы­ва­ет­ся ис­тин­ной по­мо­щью, ни­спос­лан­ной на зем­лю...

Ес­ли бы бы­ло воз­мож­но вый­ти окон­ча­тель­но из это­го внеш­не­го соз­на­ния, упо­ко­ив­шись в соз­на­нии бо­же­ст­вен­ном! Но Ты же сам за­пре­тил мне это, и все так­же за­пре­ща­ешь де­лать это. Не по­ки­дай ми­ра! Бре­мя его тьмы и ужа­са нуж­но вы­не­сти до кон­ца, да­же ес­ли по­ка­жет­ся, что бо­же­ст­вен­ная по­мощь ос­та­ви­ла те­бя. Я долж­на ос­та­вать­ся в серд­це Но­чи и бре­сти без ком­па­са, без мая­ка, без внут­рен­не­го во­ди­тель­ст­ва.

Я да­же не мо­гу про­сить Тво­ей ми­ло­сти, так как же­лаю лишь то­го, че­го же­ла­ешь для ме­ня Ты. Все мои си­лы от­да­ны од­но­му - ид­ти, ид­ти все­гда, шаг за ша­гом, и ка­кой бы кро­меш­ной не бы­ла тьма, пре­пят­ст­вия, встаю­щие на пу­ти, с чем бы ни при­шлось столк­нуть­ся, лю­бое ре­ше­ние Твое, о, По­ве­ли­тель, бу­дет встре­че­но пла­мен­ной и не­из­мен­ной лю­бо­вью. Да­же ес­ли Ты вы­би­ра­ешь не­при­год­ный для служ­бы ин­ст­ру­мент, ин­ст­ру­мент не при­над­ле­жит бо­лее се­бе, он - Твой; Ты мо­жешь раз­ру­шить или воз­ве­ли­чить его, он су­ще­ст­ву­ет не сам по се­бе; он ни­че­го не же­ла­ет, он ни­че­го не мо­жет сде­лать без Те­бя.

 

8 мар­та 1915*

 

По­кой и пол­ная бес­при­стра­ст­ность ос­та­ют­ся глав­ны­ми ус­ло­вия­ми; че­ло­век не ощу­ща­ет бо­лее ни же­ла­ния, ни от­вра­ще­ния, ни эн­ту­зи­аз­ма, ни уны­ния, ни ра­до­сти, ни го­ря. Он смот­рит на жизнь как на спек­такль, в ко­то­ром ему от­ве­де­на очень не­за­мет­ная роль; он вос­при­ни­ма­ет ее дей­ст­вия и про­ти­во­дей­ст­вия, столк­но­ве­ния и си­лы как не­что, при­су­щее са­мо­му бы­тию, при­ни­зы­ваю­щее не­пре­рыв­но его ма­лень­кую лич­ность, но ос­таю­щее­ся при этом для нее чу­ж­дым и да­ле­ким.

Но вре­мя от вре­ме­ни воз­ни­ка­ет ве­ли­кий вздох, тяж­кий и го­ре­ст­ный, вздох от му­чи­тель­ной изо­ля­ции, от ду­хов­ной ра­зоб­щен­но­сти - от­ча­ян­ный зов Зем­ли, по­ки­ну­той Бо­гом. И он по­до­бен ост­рой бо­ли, без­молв­ной и му­чи­тель­ной, сми­рен­но­му го­рю, без про­тес­та, безо вся­ко­го же­ла­ния про­бу­дить или из­ба­вить­ся от не­го, ис­пол­нен­но­му бес­ко­неч­ной сла­до­сти, в ко­то­рой стра­да­ние и сча­стье спле­те­ны во­еди­но, че­му-то бес­ко­неч­но ши­ро­ко­му, ве­ли­ко­му и глу­бо­ко­му, воз­мож­но слиш­ком ве­ли­ко­му и слиш­ком глу­бо­ко­му, что­бы быть дос­туп­ным по­ни­ма­нию лю­дей - то­му, что не­сет в се­бе се­мя Зав­траш­не­го дня...

 

19 ап­ре­ля 1915 Лу­нель

 

На­стоя­тель­ная не­об­хо­ди­мость по­бу­ди­ла ме­ня вер­нуть­ся к это­му на­перс­ни­ку по­ис­ков и уси­лий мо­ей ду­ши.

Все внеш­ние об­стоя­тель­ст­ва из­ме­ни­лись, ус­ту­пая ме­сто лжи гре­зе идеа­ла, ко­то­рый ищет сво­его вы­ра­же­ния да­же в фи­зи­че­ских ак­тив­но­стях. Час еще не на­стал для сча­ст­ли­вых реа­ли­за­ций во внеш­них фи­зи­че­ских ве­щах. Фи­зи­че­ское су­ще­ст­во сно­ва по­гру­же­но в ту­пость мо­но­тон­ной но­чи, из ко­то­рой оно слиш­ком по­спеш­но хо­те­ло уй­ти и Твоя осу­ще­ст­в­ляе­мая во­ля, О Господь Ис­ти­ны, при­шла, что­бы ска­зать кон­ст­руи­рую­ще­му уму: "Не ду­май, что это ис­тин­но, и, все же, это су­ще­ст­ву­ет". Ум с го­тов­но­стью по­нял, что он оши­бал­ся и пол­но­стью уст­ре­мил­ся ко все­му то­му, что Ты же­ла­ешь. Ви­таль­ное су­ще­ст­во ус­по­кое­но и удов­ле­тво­ре­но во всех об­стоя­тель­ст­вах. Все чув­ст­ва пре­бы­ва­ют в ров­ном и чис­том по­кое; все су­ще­ст­во пе­ре­пол­не­но Тво­им веч­ным и без­бреж­ным све­том; Твоя лю­бовь про­пи­ты­ва­ет и ожив­ля­ет его. И, все же, ос­та­ет­ся впе­чат­ле­ние то­го, что внеш­ние фак­ты лож­ны и те­ло, не смот­ря на свою бе­зо­го­во­роч­но до­б­рую во­лю, так глу­бо­ко по­тря­се­но, что не мо­жет вос­ста­но­вить свое рав­но­ве­сие и здо­ро­вье.

Вся зем­ная жизнь это­го су­ще­ст­ва с са­мо­го на­ча­ла и до на­стоя­ще­го вре­ме­ни соз­да­ет впе­чат­ле­ние не­ре­аль­но­го сна, очень да­ле­ко­го от не­го, не имею­щая поч­ти ни­ка­ко­го даль­ней­ше­го кон­так­та с ним; весь этот внеш­ний ме­ха­низм сей­час, лишь ма­ши­на, ко­то­рой оно дви­жет, ибо та­ко­ва во­ля его цен­траль­ной Ре­аль­но­сти, но оно боль­ше не за­ин­те­ре­со­ва­но в нем, воз­мож­но, ино­гда да­же мень­ше, чем в со­сед­нем ме­ха­низ­ме или да­же, чем в том не­из­вест­ном еще ме­ха­низ­ме, ко­то­рый бу­дет соз­дан на зем­ле бу­ду­ще­го. Но эта зем­ля, са­ма по се­бе, чу­ж­да ему и, по­сколь­ку оно не осоз­на­ет ни­че­го, кро­ме Веч­но­го Без­мол­вия, вся жизнь, ко­то­рая име­ет фор­му, ка­жет­ся ему да­ле­кой и поч­ти не­ре­аль­ной; она ка­жет­ся чу­ж­дой ему: как кто-ли­бо мо­жет же­лать что-ли­бо, ес­ли это­го не су­ще­ст­ву­ет, или пред­по­чи­тать од­ну вещь дру­гой, ибо, ни той, ни дру­гой ве­щи там нет. Но, в то же са­мое вре­мя, оно не по­ни­ма­ет по­че­му оно долж­но воз­ра­жать про­тив ка­ко­го-ли­бо дей­ст­вия, ка­ким бы оно ни бы­ло, по­сколь­ку все дей­ст­вия оди­на­ко­во не­ре­аль­ны, и оно не чув­ст­ву­ет не­об­хо­ди­мо­сти убе­гать от ми­ра, ко­то­рый не су­ще­ст­ву­ет и не мо­жет об­ре­ме­нять, по­сколь­ку его су­ще­ст­во­ва­ние яв­ля­ет­ся та­ким не­су­ще­ст­вую­щим.

Все это да­ет ощу­ще­ние не­кой пус­то­ты пол­ной све­та, по­коя, не­объ­ят­но­сти, из­бе­гаю­щей вся­кой фор­мы и вся­ко­го оп­ре­де­ле­ния. Это Ноль, но Ноль, ко­то­рый реа­лен и мо­жет про­дол­жать­ся веч­но, ибо он ЕСТЬ, да­же то­гда, ко­гда есть аб­со­лют­ная не­объ­ят­ность то­го, че­го нет... Бед­ные сло­ва, ко­то­рые пы­та­ют­ся ска­зать о том, что са­мо без­мол­вие не мо­жет вы­ра­зить.

Со­стоя­ние, ко­то­рое та­ким об­ра­зом пы­та­ет­ся оп­ре­де­лить се­бя в этих не­ук­лю­жих тер­ми­нах, по­сте­пен­но ус­та­но­ви­лось не­сколь­ко не­дель на­зад и ка­ж­дый день ус­та­нав­ли­ва­ет его всё бо­лее оп­ре­де­лен­но, бо­лее глу­бо­ко, так ска­зать, бо­лее не­из­ле­чи­мо. Не ну­ж­да­ясь в нем, не ища его, и не же­лая его, су­ще­ст­во все глуб­же и глуб­же по­гру­жа­ет­ся в не­го, так­же, по­сте­пен­но те­ряя осоз­на­ние се­бя, в Соз­на­нии, ко­то­рое не яв­ля­ет­ся боль­ше ин­ди­ви­ду­аль­ным, и не­под­виж­ность ко­то­ро­го не­пе­ре­да­вае­ма, - Соз­на­ние, из ко­то­ро­го боль­ше не­воз­мож­но раз­ли­чать се­бя.