История эта интригующая, захватывающая, плотно запечатанная со всех сторон сладкой патокой… хм, полной недостоверности в описании исторических событий. Которые относятся к литературно-фантастическому жанру «Памятники Куликовского цикла». Не нужно брюзжать и вскидываться нервно: «Кругом ложь и обман!». Это простая традиция лишь.

В средневековом (и сегодня не прекращающемся) русском общественном сознании образ любого врага тускл, незначителен и убог — если рисуется только в военном или политическом контексте. С ранних византийских времён русские князья и обслуживающие их придворные летописцы (потом — историографы царские) использовали популярную манеру изложения материала. Любой серьёзный враг обязательно должен быть враждебен не только к самой Руси и его государю. Он обязан животной ненавистью пылать к её главной скрепе — православной вере.

Если речь о Мамае,

то он самый пострадавший от монастырских писателей персонаж русской истории. Именуемый не иначе как «поганый». Или даже «пес поганый». В противовес этому мировому злу выступают русские князья. Летописями и «памятниками Куликовского цикла» обласканные благочестивыми защитниками православной веры. «Сказание о Мамаевом побоище» вообще занесло до неприличия. Религиозный аспект просто затмевает любой историзм Куликовской битвы. Великий князь, какие-то там удельные Рюриковичи и Ольгердовичи… та пёс с ними, обождут.

Главными идейными и духовными предводителями борьбы с Мамаем выступают два столпа Веры: митрополит Киприан и игумен Сергий Радонежский. Серебряную медаль почета получает только после них — Дмитрий Донской. Очень-очень благоверный князь, покровитель церкви и защитник христовой веры. «Бронза» — у прочих участников Побоища, «заступников церкви и истинной веры» князя Владимира Андреевича Серпуховского, Дмитрия Боброка Волынского.

Даже Андрей и Дмитрий Ольгердовичи — несгибаемые православные борцы. Несмотря на кровное родство с литовским князем Ягайло. Который «поганый» с Мамаем на пару. Само воинство русское в «Сказании о Мамаевом побоище» названо «отроками Давидовыми». Хороший литературный приём, отсылающий читателя к библейскому сюжету. Где «поганое воинство» Мамая стоит понимать под филистимлянами.

Теперь проза. В летописях находится только один эпизод, позволяющий подчинённых Мамая (не его лично) заподозрить во враждебности к институту Православия. Когда в Нижнем Новгороде посольство беклярбека под предводительством Сарай-аки в 1375 году… было окружено возмущённой их бесчинствами толпой. Спасая свою жизнь, ордынцы… «едва не поразили» стрелой епископа суздальского и нижегородского Дионисия.

Мужа (говорят) расчётливого, железной воли, действительно предводителя того бунта. Был ярым сторонником полного разрыва отношений с Ордой. Хоть Золотой, хоть «Мамаевой». Назначен был церковным клиром — митрополитом после смерти регента Алексия. В противовес попу Митяю, ставленнику Дмитрия Донского. Благословлён Сергием Радонежским. Обозначил серьёзный конфликт между теократией православной и светской властью.

Впервые «пылать ненавистью» к православию Мамай начинает в «Повести о Митяе». Там описана судьба придворного гламурного священника Михаила-Митяя. Которого против всех правил (недостаток образования и вопреки завещанию бывшего митрополита Алексия) Великий князь Дмитрий Иванович Московский усадил на митрополичий стол. В этой беллетристики дана такая характеристика:

Митяй «ятъ бысть… Мамаем и не много державъ его пакы отпусти и».

Очень интересно. Авторы «Повести…» как-то упускают один важный момент: чем в итоге закончилось пребывание Митяя у беклярбека Мамая. А ведь он получил из рук мамаевского «ручного хана» Мухаммада (Туляка) — «тарханный ярлык». Который подтверждал все небывалые привилегии русской церкви. Продолжилась практика всех государей Золотой Орды. Хотя Мамай остро нуждался в деньгах тогда. Ярлык сей сохранился в дословных списках, если что.

Даже многие современные исследователи предпочитают не замечать его. Не упоминать факта, что перед отбытием Митяя в Константинополь, тот немало провел у Мамая времени. Упускают намеренно другой эпизод. Неудавшийся митрополит предпочёл отправиться на утверждение своей кандидатуры в Царьграде через земли «гонителя православия». Митяй ещё до поездки через «Мамаеву Орду» имел на руках «охранный ярлык», чтобы беспрепятственно ездить по татарским землям. Пусть с хитрым Донским у Мамая временами не ладилось, он всегда пытался найти общий язык с сепаратистами Московского княжества. Действуя через теократию русской церкви. Свято блюдя её корыстные интересы.

Самое громкое обвинение Мамая в покушении на религиозные ценности русского народа находятся, конечно же, в «Памятниках Куликовского цикла». Тут оторвались на татарине по полной. Вся эта литература утверждает: главным намерением беклярбека было уничтожение православной веры.

«Поидемъ на русского князя и на всю Русскую землю, яко же при Батый цари бывши, и христианьство потеряемъ, и церкви божиа попалимъ огнемъ, а законъ ихъ погубимъ, а кровь християньску прольем».

Здесь ничего особенного. Скорее всего, это отголоски той истерики слухов, которые гремели с каждого аналоя перед Куликовской битвой. Чтобы «поднять на борьбу» население. Хоть как-то объяснить народишку, что «защищать» родную землю требуется не на её рубежах… а далеко во владениях Золотой Орды. Мамай стал жупелом. Не просто политический противник Руси, но яростный иноверец и язычник. Есть любопытные трактовки эпитетов в «Сказании о Мамаевом побоище», где Мамай вообще представлен волхвом-оборотнем. Вполне доказательные.

Трудная и славная победа Дмитрия Донского над Мамаем в религиозной трактовке безоговорочна, предопределена Богом. Сам Господь заступился за приверженцев истинной веры, помог в борьбе с небывало многочисленным злом.

«И по сих же въ 9 час дне призре господь милостивыма очима на вси князи руские и на крепка воеводы, и на вся христианы, дръзнувше за христианство и не устрашишася яко велиции ратници. Видешя бо верни яко въ 9 час бьющееся аггели погагают христианомъ.

И святыхъ мученик полкъ, и воина Георгиа, и славнаго Дмитриа, и великых князей тезоименитых Бориса и Глеба. В них же бе воевода съвръшенаго плъка небесных вой архистратигъ Михаил…».

Кое-кого из восторженных попов занесло, они упоминают о небесной помощи Дмитрию Донскому со стороны его предка Александра Невского. В духовном стихе о Дмитрии Солунском (святом покровителе Дмитрия Донского) присутствует утверждение, что именно этот святой «отогнал… неверного Мамая во его страну порубежную».

Дошла до наших дней легенда о явлении перед Куликовской битвой иконы Николая Чудотворца. Как знак божьей помощи князю Дмитрию. Мамай же, осознав на поле боя численность и качество «небесного подкрепления», спускающемуся в расположение русских полков, горестно запричитал:

«Великъ богъ христианескъ и велика сила его! Братие измаиловичи, безаконнии агаряне, побежите неготовыми дорогами».

Особый перебор литературный, доказывающий противостояние православной Руси и языческой Мамаевой Орды, — это участие в Куликовской битве двух монахов-схимников, Пересвета и Осляби. Якобы направленных на помощь Дмитрию Ивановичу Московскому самим Сергием Радонежским, самым знаменитым святителем Руси. 

Обобщая кратко эпизод поединка Пересвета и Челубея, зафиксируем только несколько факторов его вымысла. Монах с оружием в руках — явление совершенно экстраординарное, духовенству было категорически запрещено брать его в руки. Особенно «чернецам-схимникам». По сохранившимся документам конца XIV века, Пересвет и Ослябя не были монахами. А действующими боярами. Причём, на службе литовца Дмитрия Ольгердовича Брянского. Автор «Задонщины» вообще заговаривается: называет Пересвета «чернецом», но его герой «поскакивает на своем борзом коне, а злаченым доспехом посвечивает». Доспех? Монашеский? Без комментариев…

Особая религиозная окраска присутствует в описании смерти Мамая. В одной из летописей конца XVI века приведена такая версия гибели беклярбека:

«Мамай побеже и прибеже въ Кафу. И тамо позна его некш Фрязинъ, и поведа многимъ, что Христiанству многа зла учинилъ, и тамо его убиша».

Какой веры

был Мамай, доподлинно неизвестно. Уже писал в других материалах цикла. В «памятниках Куликовского …» этот вопрос тоже как-то… не освещен. Хотя знали выдумщики в рясах, скорее всего. Сначала есть намеки мусульманского вероисповедания Мамая, но потом патриотическая литература скатывается в яростную характеристику — язычник!

Но не «бесермен». Хотя логично предположить именно это, ведь исламизация довольно уверенно шла по Золотой Орде, имевшей со времен Узбека статус мусульманской державы официально. Как к этому относились сами «татарове»? Да никак, резались самозабвенно и по религиозному вопросу. Язычники против мусульман, несториане и буддисты — против всех.

В «памятниках» встречается несколько упоминаний о мусульманстве самого Мамая и его «войска поганого». Беклярбек называет его так: «братие измаиловичи, безаконнии агаряне». В «Сказании о Мамаевом побоище» он «нача призывати» не только языческих богов, но и «великого пособника Махъмета». К «Магмету» взывают его воины. Окончательную «точку» в вопросе ставит «Слово о житии и преставлении» Дмитрия Донского. Там Мамаю приписано намерение заменить православие на Руси — исламом.

Почему не прояснили вопрос окончательно с верой Мамая? Думаю, во время написания сказочных «памятников Куликовского цикла» на русской службе находилось немало выходцев из Золотой Орды. Ещё со времен внуков Батыя на русскую службу стали уходить. Позже, во времена заката Улуса Джучи, поток стал полноводным. Многие приходили мусульманами, но лямку ратную тянули исправно, хоть знатных степных родов были. Авторы «памятников», заказчики из числа русских князей, тактично старались не вызывать их недовольство. Бесновато напирая на другое вероисповедание Мамая.

К тому же, даже такие ревностные мусульмане, как Великие Ханы Золотой Орды Берке, Узбек, Джанибек… были очень справедливы. Не притесняли Православие, раз за разом выдавая ему «тарханные грамоты». Характеристика Мамая как мусульманина была бы неубедительна. Не поверили бы такому. Ислам Дикого Поля никогда не конфликтовал с христианством Руси. Наоборот, находил необычные и органичные способы мирно уживаться. В отличие от смертельной вражды католиков с ближневосточными мусульманами.

И само собой, припиши Мамаю неудержимую агрессию истового поборника имени «Магмета» — как быть с христианскими его «союзниками неисчислимыми», армянами да «фрязями»? Совсем дичь получится. Поэтому… пусть будет язычником. Волхвом каким-нибудь. Которые ещё бродили по окраинам Руси XIV века.

Смерть Мамая.

Тут тоже сплошная религиозная политика. «Памятники Куликовского цикла» настаивают: беклярбек был наймитом Кафы, торговой (и католической само собой) Республики. Мамай после того, как главные эмиры Золотой Орды были перекуплены Тохтамышем, — бежит в Крым. Там был убит местными «фрягами», возжелавшими поживиться его казной. Даже доказательство есть, фотографическое почти. В Лицевом летописном своде имеется яркая и впечатляющая миниатюра о гибели Мамая в Кафе.

Другие источники, «Задонщина» и «Краткая летописная повесть…» (более ранние документы), отвергают версию убийства Мамая в Кафе. Приписывая смерть «поганого пса» от рук нукеров Тохтамыша. Это наиболее вероятным видится. Потому что Москва узнала о его смерти именно от послов Золотой Орды в 1381-ом году. Сиживал в Сарай-Берке уже почти год — Тохтамыш. Сгинь Мамай в Крыму… да ещё от рук Генуи, Русь об этом известили бы. Постоянно челноками снующие в Кафу купцы, так называемые «сурожане». Их прописка была в Судаке, который был колонией генуэзцев.

Весть о смерти беклярбека золотоордынский хан получил раньше, чем население южного берега Крыма? Что-то не того… Мамай был загнан окончательно Тохтамышем, умерщвлён его сторонниками или воинами. Задолбал за два десятка лет своей активностью Улус Джучи. Его способность возрождаться птицей Фениксом была хорошо известна. Генуе он не мешал, хоть отношения были напряжёнными всегда. Какой смысл его убивать? А как поведёт себя новый временщик в Сарае… поди угадай ещё.

«Памятники…» ставили перед собой совсем другую задачу идеологическую, назначая генуэзцев убийцами Мамая. Смерть «поганого» жителями Кафы должна символизировать позорное завершение карьеры. В парадигме сговора с Генуей, за которой обязательно маячит мрачная фигура в папской тиаре из Ватикана. Жестокость бессмысленная. Потерпевший поражение «католический наймит» не нужен более, от него избавляются цинично и подло.

Гибель одного беспринципного и коварного авантюриста от рук хозяев и покровителей, таких же циничных… чем не воспитательный мотив? Закономерное событие. Вот что бывает с теми, кто замахивается на веру православную. Особенно Лев Николаевич Гумилев в теме этой умиляет. Без тени сомнения написав:

«Мамая прикончили его союзники — генуэзцы, просвещенные итальянцы, полагавшие, что с диким татарином можно не считаться».

Непонятно какими источниками пользуясь, даже подробности можно найти этой версии. Творчески развить летописные сообщения. Историк начала XIX века Михайлов живописал: Мамай после разгрома на Калке Тохтамышем… некоторое время даже жил в Кафе «под другими именем». Потом неудачно за лепешкой сходил в тандырную, был опознан и убит. Есть современные трактовки, зачитаешься. Мамай был зарезан генуэзцами за трусость. Бежал с Куликова поля, оставив «чёрную пехоту» Кафы гибнуть под русскими мечами.

Выводы.

О литературном злодействе Мамая, его ненависти к вере православной говорить не будем. Байка, она и в Эфиопии — байка. Но подумать над стойким мифом «смерти в Кафе» можно, «напёрстки» даже наполнить. Версия хоть трудно, но нащупывается. Являясь симбиозом реальных фактов и бродячих «сюжетов» изустных рассказчиков.

К фактам отнесем упоминание об упорном преследовании Мамая воинами Тохтамыша. Вполне правдоподобно видится его попытка пересидеть лихое время в колонии Генуи. Однако «Памятники Куликовского цикла» тут же сбоят, начинают противоречить себе. Пишут о крайней враждебности к нему генуэзцев:

«Побежи ты, поганый Момаи, от насъ по заденеш и нам от земли Рускои».

Фактом является и то, что отношения Мамая с торгашами были напряжённые. Мотивы отказать ему в помощи, несомненно, были. Но вот убивать… Не верится. Очень уж эффективно он решал совместные вопросы, двадцать лет охраняя собственные и генуэзские барыши от лихолетья Великой Замятни. Тохтамыш еще тогда был никто, звали его — никак. Не раз битый Урус-Ханом выскочка. Версию с поддержкой Тамерлана тоже в топку отнесу. С этим гениальным авантюристом у Генуи сразу дела не заладились. Доходов их немалых лишил Великий Амир, под себя маршруты Великого Шелкового Пути подмяв.

«Бродячие сюжеты» сказителей тоже долго искать не нужно. Мотив незатейлив: могущественный властитель, потерпев поражение от более сильного врага, пытается спастись. Но вероломство приютившего его «третьего лица» продиктовано жадностью и желанием поквитаться за былые унижения. Примеры бесчисленны, появились в ещё до-античные времена. Так гибнет древнегреческий Тесей (подло сброшен со скалы царем Ликомедом), поверив в гостеприимство бывшего союзника.

Так сгинул последний фараон Египта Нектанеб II, погибший где-то в Нубии. Сирийский царь Александр Балас, персидский шахиншах Бахрам Чубин… и так далее. Средневековые авторы не очень-то заморачивались с канвой повествования, использовали знакомые любому простолюдину понятийные смыслы. Мифы о Мамае, на неимоверно сильной пинковой тяге от Ивана III и его преемников, не очень критично собирались, обобщались, дополнялись простецки и незатейливо. Вот и получилась полная противоречий анти-историческая белиберда.

Вплоть до вопиющих противоречий. Русские летописцы сообщают: Мамай, бежит от Тохтамыша, потеряв казну и даже собственный гарем:

«Царь же Тохтамышь… шед взя Орду Мамаеву и царици его и казны его и улусъ весь пойма».

А потом другие источники «памятников…» плетут байки, на казну генуэзцы позарились. За то и прибили несчастного беклярбека. Конечно же, самое главное противоречие во всей этой разухабистой сказке — какая-то мелкая концовочка. Средневековые и современные мифотворцы сначала свои байки раздувают неимоверно: Мамай «великое зло», автор самых грандиозных козней против Руси и православия (похлеще Батыя). Заключивший самый опасный союз с католиками в истории.

Деятель неимоверного масштаба… гибнет от рук мелких преступников, позарившихся на мешочек с монетками. Ещё недавно он правит судьбами всей Восточной Европы, мыслит учинить геноцид по религиозному признаку, держит в кулаке самого страшного степного хищника — Золотую Орду… армии в 300 тысяч рыл собирает. А после поражения вдруг разом теряет интерес к большой политике. Трусливо скребется в ворота Кафы. Но его наниматели «фряги» ещё трусливее. Позарились на кубышку... Тьфу!