В ходе интервью сербскому телеканалу PRVA лидер Радикальной партии Сербии Воислав Шешель объяснил причины вывода российских войск из Косово и Метохии.

По словам Шешеля, Россия была вынуждена вывести свой контингент войск из этого региона из-за отказа бывшего главы правительства Сербии Зорана Джинжича обеспечивать российских солдат продовольствием и другими необходимыми ресурсами.


- заявил Шешель.

Также Шешель проанализировал интервью российского лидера Владимира Путина американскому журналисту Такеру Карлсону, при этом отметив, что Карлсон оказался большим дипломатом, чем значительная часть западных политиков.

Шешель провел почти 12 лет в застенках по приговору так называемого трибунала по бывшей Югославии, организованного Международным Уголовным судом в Гааге, однако был неожиданно условно освобожден по состоянию здоровья в 2014 году, а в 2016 году - полностью оправдан решением вышеупомянутого трибунала. В апреле 2018 года оправдательный приговор был отменён, Шешеля приговорили к 10 годам тюрьмы, но зачли 12 лет, проведенных ранее под стражей.

Политик решительно выступает против вступления Сербии в Евросоюз и сотрудничества этой страны с НАТО, при этом поддерживая теснейшее сотрудничество Белграда с Москвой. Он также известен как автор более 50 научных и политических печатных трудов, в том числе трехтомник "В Сребренице не было геноцида".

Ранней весной 2022 года на территории бывшей Украины манёвренная война сменилась позиционной и темпами продвижения войск, исчисляемыми десятками, иногда сотнями метров в сутки.

Исключением этого стало наступление ВСУ в Харьковской области, однако удар украинских войск пришёлся «в пустоту» – туда, где не было почти никаких войск, кроме малочисленных отрядов луганских мобилизованных, Росгвардии, ремонтных подразделений ВС РФ и т. д.

Контрудар у Российских войск не получился, отвлекающие атаки, направленные на недопущение полного уничтожение попавших под удар, оказались весьма кровавыми, но всё это уже отдельная история, которая когда-то, видимо, будет рассказана.

Сейчас же важно то, что успех ВСУ оказался исключением – и именно потому, что они нашли имевшееся у Российских войск слабое место.

В дальнейшем ни ВСУ, ни ВС РФ таких слабых мест не находили. Да, Российские войска ушли из Херсона, но не потому, что их оттуда выбили силой, а чтобы не подвергать себя риску остаться без коммуникаций в тылу.

В остальном же действия обеих сторон свелись к кровавым штурмам и медленному продвижению вперёд с темпом, измеряемым иногда метрами в сутки и огромными потерями.

Длительное время по цензурным соображениям назвать то, что происходит на Донбассе, «позиционной войной» было просто невозможно. Не существовало ни одного СМИ, в котором сравнение СВО с боями Первой мировой войны прошло бы цензуру.

Статью автора «Скорость прорыва» с раскрытием механизма позиционного тупика удаляли даже с «нейтральных» сайтов, не являющихся СМИ.

Единственным местом, где её оказалось возможным опубликовать на длительный срок оказался «Живой Журнал», где она доступна до сих пор в двух частях.

В статье раскрыто то, как работает позиционный тупик, как его проблему разрешали в прошлом и какие меры на тактическом уровне возможно предпринять, чтобы из этого тупика выйти.

С тех пор, однако, многое изменилось.

Во-первых, стало можно «назвать кошку кошкой» – отпираться от сходства войны на Украине и Первой мировой сейчас, в 2024 году – безумие даже для нашей доморощенной цензуры (и самоцензуры).

Несколько дней назад на онлайн ресурсе «Армейский стандарт» была выпущена заметка Сергея Вальченко «СВО и революция военного дела», фактически рецензия на написанное бывшим начальником Генерального штаба ВС РФ Ю. Н. Балуевским предисловие к сборнику военно-научных статей «Алгоритмы огня и стали», вышедшего под эгидой Центра анализа стратегий и технологий (ЦАСТ).

Цитата оттуда:


Твёрдо и чётко.

Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Зато теперь, когда уже не только маргиналы вроде автора, но и «околоофициоз» признал существование проблемы, стоит вернуться к ней ещё раз.

Просто потому, что, кроме «во-первых», есть ещё и во-вторых – сегодня, спустя без малого два года с начала СВО, мы понимаем о позиционном тупике куда больше, чем в конце Первой мировой и чем летом 2022, когда автор написал свою никуда не попавшую статью.

Сегодня мы знаем о нём столько, что можем создать теорию этого явления.

Глядишь, году примерно в 2026 всё это заметит и отечественная военная мысль. Настоящая, не маргинальная.

А создав теорию, можно понять и то, как выйти из тупика сейчас, и то, как в него не попасть в будущем.

Более того, можно будет понять, как это явление в дальнейшем с толком использовать.

В-третьих, потому, что та старая статья имела изъян – объясняя, как работает позиционный тупик, она показывала то, что из него в ходе Первой мировой войны вышли, используя решения на оперативном уровне.

Но в силу невозможности использовать такие решения в СВО в 2022 году, для Российской Армии статья предлагала только тактические и технические меры. Они, эти меры, верны и сегодня, но, увы, неполны.

Сегодня с накопленными знаниями о позиционной войне мы можем пойти намного дальше в понимании этого явления.

Механизм явления

Начнём с повторения.

Что такое позиционный тупик?

Ещё раз обратимся к старой статье, где дано определение (конкретно к первой части). Цитата:

Делаем окончательный вывод: позиционный тупик – это явление, при котором скорость прорыва обороны обороняющегося противника меньше или равна скорости переброски им резервов к атакованному участку и вводу их в бой любым способом (занятие обороны или контратака, неважно).

СВО расширила ряд понятий, так, сейчас под «вводом резервов в бой» вполне можно понимать и роту ударных беспилотников, перекинутую к месту прорыва и начавшую поражать наступающие войска, например, с помощью FPV-дронов, и дальнобойную артиллерию, переброшенную ближе к атакованному участку.

Постоянный приток подкреплений не позволяет атакующей стороне сломить сопротивление атакуемой – мощь огня последней не падает, так как её выбывшие из строя тактические единицы (отдельные бойцы, бронемашины, подразделения и т. д.) немедленно заменяются новыми, контратаки начинаются до того, как продвинувшийся наступающий закрепился на новом рубеже, в крайнем случае, прорвавшийся через первые линии обороны ослабленный и обескровленный наступающий натыкается на новую линию обороны, которую заняли свежими подкреплениями, пока он прорывался.

В итоге прорыва не получается.

Противники несут потери, но бреши в их боевых порядках немедленно заполняются.

Как последствие – невозможность прорыва обороны, в лучшем для наступающего случае может иметь место так называемое «выдавливание», когда обороняющийся медленно организованно отходит с одной линии обороны на другую, что мы иногда видим в СВО.

Ключевым в понимании позиционного тупика является именно это – всё дело в способности обороняющегося перебросить свои резервы к атакованному участку вовремя.

А что нужно, чтобы наступающий всё-таки прорвал оборону, вышел на оперативный простор и перешёл к маневренной войне?

Из определения позиционного тупика следует и условие для прорыва:

Для того, чтобы прорвать фронт, скорость прорыва обороны наступающей стороной, скорость прохода вторыми эшелонами прорванной полосы обороны и скорость их развёртывания в построения, в которых возможно наступать в сумме должны быть выше, чем скорость переброски обороняющимся противником резервов к месту прорыва и их развёртывания для ввода в бой или сражение.

Нетрудно увидеть, что здесь есть два решения – надо или намного быстрее прорываться, или замедлить переброску резервов противником. Или и то и другое вместе.

Указанная ранее статья «Скорость прорыва» как раз и была сконцентрирована на мерах по повышению скорости прорыва обороны, просто технических и тактических, а не оперативных.

Сегодня стало очевидно, что самым главным из этих мер является недопущение противником переброски резервов к атакованному участку – изоляция района боевых действий.

Созданию соединений Сухопутных войск, способных выполнить такую задачу посвящена статья автора «О необходимости формирования артиллерийских группировок изоляции района боевых действий».

Цитата оттуда:

"3. Самое главное – воспрепятствовать манёвру противника и не дать ему перебросить резервы к месту прорыва.

Тогда его войска в любом случае дерутся сами по себе, им никто не может придти на помощь, никто не способен заткнуть прорыв новыми подразделениями, никто не в силах восстановить положение контратакой после того, как обороняющиеся войска использовали все свои резервы. Подразделения противника уничтожаются по очереди, а подкрепления – на этапе их выдвижения.

Это и есть изоляция района боевых действий."

В свою очередь быстро прорываться через оборонительныйе порядки противника, изолированные от подкреплений, может помочь бригада нового облика, описанная в статье «Беспилотноцентричная» ударная общевойсковая бригада нового облика по опыту СВО». К ней одной всё не сведётся, нужно ещё много чего, те же высокопроизводительные средства разминирования минных полей, но количество высокоточного оружия в ней как раз соответствует сложности задачи.

Но, опять же, это частность – решение, дающее эффект на тактическом уровне.

Нас же интересует уровень оперативный, и то, как можно не только бороться с этим позиционным тупиком, но и использовать его.

Нам нужна теория.

Для этого сначала нужно понять, как складывается позиционный тупик и является ли он неизбежным.

От войны манёвренной к войне траншейной

СВО на Украине дала нам окончательное понимание того, что скатывание от манёвренной войны к позиционной – это скорее норма, чем нет.

Такового понимания в официальной военной мысли, конечно, нет, да и среди энтузиастов от военной истории оно первое время сторонников не найдёт, но это факт.

И это – важнейший вывод, который СВО вносит в оперативное искусство.

Все войны, в которых имела место позиционная война, начинались как манёвренные. Первая сировая, корейская, ирано-иракская – в ходе этих войн имело место скатывание к позиционной войне, но все они начинались как манёвренные.

СВО тоже начиналась как манёвренная, причём с фантастическими темпами продвижения наступающих войск.


В дальнейшем происходило скатывание к позиционному тупику, и вот именно механизм этого скатывания нам и нужен.

Ещё раз смотрим на ситуацию, когда тупик уже сформирован – любая концентрация сил наступающего парируется концентрацией сил обороняющегося, выполненной вовремя, то есть обороняющийся перебрасывает войска примерно в то же время, что и наступающий, или чуть быстрее.

Критичным для этого является физическое существование коммуникаций, по которым идёт переброска войск, и их расположение на местности – если у одной из сторон дорожная сеть или то, что её заменяет (маршруты на открытой местности, пусть без дорог, но с плотным грунтом), существенно беднее, чем у другой, то тупика не будет, сторона с развитой дорожной сетью будет легко создавать численное, а следовательно и огневое превосходство и идти вперёд.

А вот если коммуникации развиты более-менее одинаково, и силы, которые можно перебросить и разместить в нужном месте, тоже сравнительно одинаковы, то получаем предпосылки для позиционного тупика.

Из этого делаем первый вывод об условиях перехода от манёвренной войны к позиционной – таковой происходит на местности, имеющей подходящее для позиционной войны состояние коммуникаций, то есть фронт если «встанет», то по линии, вдоль которой противники смогут перебрасывать свои резервы со сравнимой скоростью. Такие линии на местности можно определить заранее – дорожная сеть меняется медленно.

Из этого первого вывода можно сделать другой – если позиционный тупик сложился, то одним из решений для выхода из него, помимо интенсивных действий по изоляции района боевых действий, является разрушение коммуникаций, по которым противник перебрасывает войска.

Речь идёт прежде всего об уничтожении мостов и разрушении железнодорожного полотна, а для автомобильных дорог, в том числе грунтовых – о массированном дистанционном минировании, с последующими ударами по силам и средствам, осуществляющим разминирование. В больших масштабах такие действия, видимо, неосуществимы, но локально могут помочь, и немало.

Поняв, где встанет фронт (таких мест может быть потенциально очень много), мы должны и можем теперь понять, как это произойдёт.

На первом этапе войны, когда наступающий ведёт манёвренные действия, обороняющийся пытается парировать его удары своими резервами, но систематически опаздывает – к тому моменту, когда он их сконцентрировал, их уже обошли, есть риск выхода наступающего противника на коммуникации, его части сброшены с важных позиций превосходящими силами наступающего, который смог здесь и сейчас обеспечить численное превосходство и т. д.

В итоге обороняющийся отступает, разрывает контакт с наступающим, сдерживая его боями силами специально выделенных для этого войск, а основная масса отводится туда, где ей хватит времени на то, чтобы закрепиться, и если у обороняющегося есть резервы, а коммуникации позволяют маневрировать ими вдоль линии фронта, а у наступающего нет радикального качественного превосходства, позволяющего просто сносить противостоящего противника, несмотря ни на какие прочие факторы, то превращение войны в позиционную становится весьма вероятным или же вообще неизбежным.

Таким образом, мы видим, как осуществляется скатывание в тупик – это происходит тогда, когда скорость, с которой обороняющийся отводит свои войска на новую линию обороны, оказывается достаточной, чтобы не дать наступающему разбить их на направлении его главных ударов, или уничтожить, окружив и отрезав от своих коммуникаций, и также достаточной для того, чтобы закрепиться на новом оборонительном рубеже, коммуникации на котором позволяют боевым действиям превратиться в позиционные.

Что ещё важно в позиционной войне?

Невозможность обхода.

Оборону должно быть невозможно обойти. Если в обороне противника есть слабые места, то наступающий, сумев теми или иными способами выиграть время в концентрации войск, осуществит фланговый прорыв, займёт коммуникации обороняющегося и вынудит его бежать или окружит, создав серьёзную брешь в его позициях, война перейдёт в манёвренную стадию.

Таким образом, помимо местности, коммуникации на которой приведут к примерному равенству сторон в манёвре резервами, кроме того, что обороняющаяся сторона должна оторваться от наседающего на неё противника и успеть закрепиться на этой территории, нужно ещё, чтобы плотность её войск в обороне исключала для наступающего их обход. Во второй части «Скорости прорыва» это показано применительно к боям на Донбассе.

И, если внимательно вспомнить военную историю, то в тех случаях, когда позиционный тупик складывался, обход действительно был невозможен.

В свете всего вышесказанного задача наступающего сводится к тому, чтобы не дать позиционной войне сложиться – он должен вести своё наступление таким образом, чтобы обороняющийся просто не успел дойти до той самой богатой коммуникациями зоны, соединив на которой свои войска, он мог бы свести манёвренную войну к позиционной.

Здесь мы подходим к понятию темпа операций.

Понятие о темпе критично для того, чтобы понимать, как не сползти от манёвренной войны к позиционной.

Темпы операций

В открытой литературе темп не описан, и его можно спутать со временем. Но это не время.

Советский «Краткий словарь оперативно-тактических и общевоенных терминов» (М., 1958) определяет темп как:


Но это ошибка на уровне логики: расстояние, пройденное за заданное время – это скорость, это так в принципе, а не в какой-то сфере человеческой деятельности.

Самый знаменитый популяризатор «Темпа» на русском языке М. Галактионов в своей книге «Париж, 1914 (Темпы операций)» определения не даёт.

В американских нормативных документах существует полная путаница относительно темпа. В Полевой инструкции (Field manual) FM 100-5 Operations, посвящённой планированию операций, про темп и необходимость его поддержания упоминается, но расплывчато и без формулировки, которая позволяла бы этот темп измерить. Вот что там примерно написано:


И далее в том же духе.

То есть определения нет. А между тем темп – важнейшее свойство наступательной операции.

Для аналогии – в шахматах это называется словосочетанием «выиграть ход». Когда два противника разыгрывают комбинации, то оба стремятся к тому, чтобы на его комбинацию нужно было меньше ходов, чем на контркомбинацию противника. За это жертвуют фигурами, иногда ферзём, иногда не одной фигурой. Полученное таким образом превосходство в запасе ходов, необходимых для победы, и есть превосходство в темпе, выигрыш в темпе.

Одному игроку надо 3 хода, чтобы поставить мат, а единственная комбинация ходов для другого, которая может этот план сорвать, содержит в себе четыре хода. И это поражение.

Вот примерно что такое выигрыш в темпе.

Наиболее близкое к реальности определение темпа операций дают, как ни странно, американские пожарные, а конкретно – Национальная координационная группа по борьбе с пожарами в дикой природе (National wildfire coordinating group, NWCG). Вот как темп операций (в их понимании – противопожарных, по борьбе с быстрораспространяющимися ландшафтными пожарами) определяется этой организацией:


Темп, таким образом, это скорость в сравнении со скоростью, степень опережения тех событий, которые противостоят операции. Выигрыш ходов, если говорить шахматным языком.

Дадим окончательное определение для войны.

Темп в наступательной операции – это запас времени, который имеется в данный момент на выполнение оперативного плана, в сравнении со временем, необходимым противнику на срыв выполнения этого оперативного плана, начиная с данного момента времени.

При такой формулировке темп будет измеряться в единицах времени (часы, дни и т. д.) и будет иметь знак – положительное значение темпа означает, что запас времени у нас, и мы опережаем противника в ходе операции, отрицательное – что мы не успеваем за противником.

Например, имеющиеся силы и их соотношение с силами противника, расположение войск противника относительно наших, дорожная сеть и условия местности позволяют нам выполнить план операции за 20 суток, тогда как противнику на необходимые контрмеры требуется 25 суток.

Это означает превосходство в темпе 5 суток.

А у противника имеется нехватка темпа в те же 5 суток, её нужно показывать с отрицательным знаком: «–5».

Понятное дело, что на войне бывает всякое – от ошибок в расчётах этого самого темпа, до красивых и неожиданных ходов противника, которые сводят превосходство в темпе к нолю или вообще переворачивают его в пользу противника.

Но сама идея ясна.

Сформулируем условие, позволяющее не дать войне превратиться в позиционную – необходимо поддержание такого темпа операций, который не дал бы противнику времени, достаточного, чтобы сформировать устойчивую оборону.

На первый взгляд это банальность, ведь все военные в теории стараются поддерживать высокую скорость наступления, все операции планируются с намерением срыва действий противника, всегда вышестоящие командующие требуют от нижестоящих удерживать инициативы и т. д. Однако на самом деле это не совсем так.

Одно дело рёв старшего начальника в рации, требующего «идти быстрее», другое дело, наличие у оперативного отдела алгоритма, позволяющего непрерывно отслеживать темп и видеть, кто опережает – мы или противник. И исходя из этого действовать. И не только у себя в штабе, а везде – обстановка-то одна для всех.

Это порождает другой уровень понимания происходящего на всех уровнях военной машины: от дивизии и выше, и этот уровень понимания становится одинаковым. Понимание становится системным.

Появляется теоретическое обоснование для того, чтобы на этом новом уровне понимания и планирование вывести на новый уровень.

Например, по расчётам наше превосходство в темпе будет потеряно на 10-й день операции, что бы мы ни делали, при потребном времени на исполнение плана 20 суток.
Тут, во-первых, стоит отметить, что этот темп надо будет считать, коль скоро он есть как понятие, и вокруг него строится планирование. Что сейчас, как нам показывает СВО, не гарантированно.

Далее, из этого может следовать то, что операцию нужно отменить, а может быть – что надо замедлить противника, чтобы отыграть темп не за счёт интенсификации своих действий, а за счёт того, чтобы не дать действовать противнику.

Это понимание у отечественной военной школы до конца не сформировано.

Здесь у нас у сухопутных командующих резко возникает потребность признать за авиацией оперативное или даже стратегическое значение – без неё в неядерной войне парализовать манёвр противника, с которым ты не находишься в боевом соприкосновении, нельзя.

Сейчас у российских армейских генералов гигантские проблемы с пониманием того, для чего нужна авиация в принципе, хуже этого у них только понимание того, зачем нужен флот, но при этом в силу исторических причин они смогли добиться контроля и над авиацией, и над флотом. Итог мы видим сейчас на Украине, где война идёт только на передовой и в момент ракетных ударов, а украинское государство как механизм ведения войны вполне успешно функционирует, собирает пополнения, пусть и силком, но доставляет их на фронт, применяет боевую авиацию, ремонтирует танки на заводах и т. д. А российское командование тщетно пытается нанести этой системе ущерб точечными «булавочными уколами» ракетных ударов, не желая понимать, что это невозможно, не имея мотивации изучить, например, американский опыт стратегических бомбардировок и озадачиться нейтрализацией украинской ПВО.

Наличие теории темпа, требующей эффективных мер по дистанционному противодействию операциям противника, прошьёт эту мотивацию ещё в военном училище, сформировав не только понимание того, что воевать без авиации – это очень тяжело, но и как именно это «тяжело» выглядит на карте.

Но самое главное – теоретически обоснованное понятие темпа, применение алгоритмов оперативного планирования, построенных вокруг этого понятия, позволяет при правильной оценке прогнозировать момент, когда манёвренная война превратится в позиционную, и заранее этого не допускать любыми методами.

Выигрыш темпа

В позиционной войне темп у обеих сторон равен нулю – войска на линии соприкосновения уже стоят, резервы перебрасываются с примерно равной скоростью. Мы подкидываем под Авдеевку батальон, они тоже, мы ещё один, и они ещё один. С равной скоростью. И так без конца.


«Люди не в теме» не понимают этого, но в ситуации такого равновесия за какую-нибудь деревню можно класть людей даже миллионами – лишь бы они были, эти миллионы. Причём, теряя миллионы солдат, можно не добиться ничего.


Для вывода обстановки из такого равновесия, нужно выиграть темп.

Например, наши резервы перебрасываются быстрее, чем их, и вводятся в бой оперативнее, и прорывают оборону скорее.

И, как уже было сказано выше, этого можно добиться и ускорением действий своих войск, и мерами по замедлению действий войск противника, в правильном варианте – и тем и другим.

Какие в истории бывали частные случаи выигрыша темпа?

Например, упреждение в скорости манёвра войск. Если мы исходим из того, что скорость манёвра резервов у обеих сторон примерно равна, то можно попробовать её для себя резко увеличить.

Приведём исторический пример.

В конце 1988 года в ходе ирано-иракской войны Иран провёл успешное наступление на севере ТВД, в Иракском Курдистане. Стремясь переломить ход войны, иракское командование приняло решение ввести иранское командование в заблуждение, создав у него впечатление о том, что оно планирует контрнаступление в северной части ТВД, а затем, упредив противника в манёвре войск и их сосредоточении, ударить на юге, на полуострове Фао, ранее занятым иранскими войсками.

Для ускорения процитируем «Википедию»:


Что из этого можно понять?

Ничего, если не знать, что:

1. Иракцы скрытно и заранее мобилизовали огромное количество подвижного состава для того, чтобы перебросить войска в исходные районы быстрее, чем иранцы смогут перебросить туда свои резервы. Одних только тягачей с полуприцепами-тяжеловозами, пригодными для перевозки танков, для этой операции было мобилизовано 1 500 единиц.

То есть, создав мощнейшие транспортные возможности, и эффективно убедив противника в том, что наступление будет на севере, Ирак выиграл темп – к тому моменту, когда иракские колонны пошли к Фао, опередить их было нельзя – Иран просто не смог бы перебросить войска в нужном количестве, так как заранее к этому не готовился.

2. Иракцы эффективно парализовали управление иранских войск с помощью своих спецподразделений. Они не использовали их как штурмовую пехоту, нет. Они использовали их по предназначению.

Нарушение управления войсками противника критически важно для выигрыша темпа, так как всё то время, которое обороняющийся находится без управления и без информирования об обстановке, он не предпринимает того, что необходимо для срыва планов наступающего. Выигрыш темпа на этом этапе очень высокий, именно поэтому командование и руководство противника в любой военной операции всегда должно быть одной из главных целей.

3. Иракцы использовали химическое оружие не просто так, а ровно для того, для чего оно было изобретено в Первой мировой войне – для быстрого взлома оборонительных полос без их разрушения и потери времени. И это тоже дало выигрыш в темпе.

Без всех этих мер, иранцы бы, скорее всего, успели перекинуть резервы к месту иракского наступления и, пусть и с потерей территории, но как-то стабилизировать обстановку. Но они не успели.

В дальнейшем Ирак, одержав победу без серьёзных потерь и оказавшись в силах немедленно развить успех, начал серию наступательных операций под общим кодовым названием «Тавалкана ала Аллах» («Уповаем на Бога»), которая и вывела Иран из войны.

Характерными признаками этого наступления были, во-первых, продолжающееся опережение Ирака в концентрации войск над Ираном, обусловленное заранее подготовленными транспортными ресурсами, а во-вторых, обширное применение химического оружия по резервам на этапе их выдвижения, о чём в российских источниках вообще мало что можно прочитать, а между тем такой интерес к изоляции района боевых действий настолько же поучителен, насколько и показателен. Иранские войска, выдвигавшиеся для контрударов, попадали под химические «завесы» и, не имея достаточных средств защиты от ОМП, не выполняли возложенные на них задачи.

Ирак победил.

Закрывая вопрос – сейчас то же самое можно сделать за счёт умелого применения авиации, иных средств для подавления ПВО противника и высокоточного оружия.

Подобные действия требуют превосходства в управлении – командование наступающего должно быть более качественным, чем командование обороняющегося, лучше должна работать разведка, абсолютным императивом является недопущение попадания информации о реальном плане операции к противнику.

Без достижения упомянутого превосходства, требуется достижение превосходства количественного. Тогда превосходство в темпе становится локальным – оно есть на одних участках фронта, и его нет на других. У противника просто нет нужного для него количества войск.

Примером такой операции является «Брусиловский прорыв» – количество мест, в котором наступающий атаковал, превышало возможности противника парировать эти атаки резервами – у него их просто столько не было на этом направлении. Итог – продвижение по всему фронту.


Но, во-первых, надо понимать, что для таких действий численное превосходство обязательно, а во-вторых, осознавать, что такие победы крайне кровавые. Что логично – полагаясь вместо интеллектуального превосходства на «массу людей», иного результата не добиться. Ну тут уже у кого как мозг работает, в конце концов принцип «народ и армия едины» никто не отменял. Как народ думает, так он и воюет.

Стоит, однако, выделить в этих примерах главную идею, которую на оперативном уровне можно реализовать иными способами – речь идёт о создании у обороняющегося так называемой «нескомпенсированной слабости» – условия, когда он по тем или иным причинам не может парировать удар ничем.

Иракцы делали это за счёт превосходства в манёвре, выиграв темп, Брусилов сделал за счёт массы войск.

Эта концепция не всегда относится к выигрышу темпа, но её также стоит иметь в виду.

Ещё одним случаем достижения преимущества в темпе является его реализация через достижение подавляющего качественного превосходства своих войск над противником (не путать с тем, как иракцы временно добились качественного превосходства в управлении, это другое).

Здесь нам понадобятся примеры из войн, в которых позиционного тупика не было. Ярчайшим примером можно считать американское вторжение в Ирак.

Один из множества примеров:


Одна рота просто берёт и без потерь расстреливает танковую бригаду, вот и всё. Для понимания вопроса – в описанном по ссылке бою решалось то, кто войдёт в Багдад первым – части 3-й пехотной дивизии армии США или группировка войск Республиканской гвардии, пытающаяся… отыграть темп после прорыва американских колонн в иракский тыл. По факту решалось, кто победит в войне.

Подробно об этих событиях писал Алексей Исаев, но там нет подробностей этого боя, указано лишь то, что атака была самоубийственной.

Рекомендуется приверженцам теории о том, что иракских генералов купили, и они сдали страну американцам.

В эти дни десять лет назад. Часть первая.
В эти дни десять лет назад. Часть вторая.

Достижение подавляющего качественного превосходства в принципе бьёт всё – можно просто ехать вперёд и уничтожать на своём пути всё, а потерь не нести. Но для этого нужно систематически и последовательно над достижением такого превосходства работать, а если все силы вместо этого вкладывать в пиар, пропаганду, грандиозные парады и танковые биатлоны, то потом можно неприятно удивиться.

Американцы, кстати, чего-то подобного их расправе с Ираком в 2003 и ждали от Российской Армии на Украине, почему и были поначалу пессимистичны насчёт перспектив киевского режима. Ведь времени на военное строительство у нас хватало, и денег было потрачено достаточно, промышленность и технологии были, инициатива была на нашей стороне, был боевой опыт в той же Сирии. Но вышло иначе.

При достигнутом же качественном превосходстве темп выигрывается «явочным порядком» – за счёт того, что любая попытка противника сопротивляться заканчивается его полным уничтожением – а так-то иракцы дефиле у Кербелы заняли первыми, и к «Цели «Персик» свои резервы перекинули вовремя. Но при достигнутом качественном превосходстве время, которое качественно уступающему противнику нужно для срыва операции противника превосходящего, равно бесконечности...

Определённый интерес представляют собой и меры по замедлению действий противника, по воспрещению его манёвра на оперативном уровне. Как было сказано выше, если нет возможности ускориться самому, то надо замедлить противника, это тоже помогает выиграть темп.

Самым ярким примером действий авиации по воспрещению манёвра наземных войск на оперативном уровне является бомбардировка Дрездена. В пропагандистских целях в нашей стране со времён холодной войны это действие подаётся как военное преступление. Но посмотрим на карту – Дрезден был важнейшим узлом коммуникаций на левом фланге Красной Армии в её наступлении на Берлин.

На карте повреждений города видно, что союзники, не имевшие высокоточного оружия для надёжного разрушения мостов, просто превратили в завалы всю прилегающую к ним часть города. И превратили хорошо, по свидетельству очевидцев, город был непроходим даже для пеших войск, а на советской карте Берлинской операции видно, что немецким войскам, наносившим контрудар 2-й польской и 52-й советской армиям во фланг, пришлось перед этим развернуться восточнее назначенного района. Да и в целом для 4-й немецкой танковой армии потеря важнейшего транспортного узла, незанятого противником, оказалось неполезной.


В литературе описано то, сколько сложностей войскам 1-го Украинского фронта доставила немецкая контратака, и остаётся только гадать, что было бы, останься Дрезден нетронутым как узел коммуникаций.

В западной истории, кстати, эта бомбардировка так и подаётся, как помощь наступающей Красной Армии. И она реально помогла, кто бы и что не думал.

Причём то, что город был уничтожен весь, это просто-напросто неправда.


Этот пример не стоит рассматривать как призыв уничтожать города, но как клич разрушать коммуникации, необязательно в городах.

Позиционный тупик как инструмент

Нельзя, однако, обойти вниманием позитивную сторону теоретического осознания позиционного тупика и того, как и почему он образуется.

Для России, с её количественным соотношением сил с НАТО, как и с другими потенциальными противниками, может оказаться актуальным вопрос ведения широкомасштабных боевых действий на земле против многократно превосходящего в силах противника.

Естественно, это не значит, что против такого противника нельзя проводить успешные наступательные операции – можно и нужно, как минимум, чтобы не воевать на своей территории.

Но, как показывает пример того же вермахта, сохранявшего тактическое преимущество на поле боя над большинством своих противников почти до самого конца, рано или поздно ресурсы сильнейшей стороны берут своё.

В таких условиях сведение войны в позиционную, на рубежах, на которых прорыв для не владеющего теорией позиционной войны противника после первоначального истощения его сил в фазе манёвренной войны будет невозможен, может оказаться вполне логичным сценарием, позволяющим свести численное и ресурсное преимущество противника к нулю.

Серия быстрых прорывов с выигрышем темпа, определение рубежей, на которых состояние коммуникаций позволяет свести войну к позиционной, занятие этих рубежей и оборона на них до тех пор, пока противник не истечёт кровью, отвоёвывая одну воронку в земле за другой, могут оказаться спасительным сценарием действий.

И к таким действиям тоже можно и нужно быть готовым. Что-то похожее Российская Армия и показала летом 2023 года на Украине. Уплотнив свои оборонительные рубежи и имея в тылу рокадные дороги, армии удалось сдержать натиск частей ВСУ, имевших в общем примерно двукратное превосходство в численности по личному составу, первоклассно работающую связь, натовскую разведку и несоизмеримо лучше управляемую артиллерию, имеющую ещё и примерно 30-процентное превосходство в дальности эффективной стрельбы, при одновременном преимуществе в точности, а также организационное превосходство в сфере беспилотников (оно сохраняется и сейчас).

В действиях Российской Армии в целом пока не просматривается понимания механизма позиционной войны, но вот оборона лета 2023 года была вполне осознанно задумана именно такой, какой получилась.

Лакмусовой бумажкой того, насколько российский генералитет понимает, что происходит, будет 2024 год.

Если армия и дальше будет стоять в обороне, выполняя отдельные ограниченные по масштабам наступления, как сейчас в Авдеевке или под Крынками, значит – генералы всё понимают.

Если в 2024 году будет попытка наступать крупными силами без предварительной полной реорганизации ВС РФ и исправления таких хронических проблем, как неумение осуществлять изоляцию района боевых действий или проводить воздушные наступательные операции с подавлением ПВО театра военных действий, то значит – не понимают, и оборона 2023 года была просто отдельной удачной идеей, и не более.

Мы всё увидим в этом году, а многие из нас и поучаствуют.

Характер статьи и надзор за отечественными СМИ не дают возможности проанализировать ход СВО с точки зрения оперативного планирования – и это при том, что огромная масса документов, причём секретных, в которых были поставлены задачи для наших войск, позже попала в руки украинской стороны и была обнародована.

Тем не менее одним из принципов советской, а позже российской цензуры является то, что информированность российских граждан не должна быть связана с тем, что знает противник, и даже если боевые приказы российским частям и соединениям можно скачать из Интернета, писать про них в российских СМИ нельзя.

Но это теперь и не важно.

Как раз потому, что вооружённые теоретическими знаниями читатели могут всё проанализировать сами. Ценность теории, помимо всего прочего, в этом.

В будущем теория позиционной войны, видимо, станет одним из важных вкладов СВО в отечественное оперативное искусство.

Впереди ещё много войн, и оперативное искусство нам понадобится.